дор», его хозяином Л был каталонец. Поэтому, когда весной 1990 года
новый владелец заведения в стремлении привлечь к себе внимание
предложил мне выставить в гостиничном холле мою коллекцию реклам-
ных плакатов, я не устоял перед искушением вновь вдохнуть аромат бы-
лых времен. Я и не подозревал, что у этой затеи появится привкус при-
ключения.
Парижская тусовка, сделав по вернисажу пару кругов, начала расходить-
ся. Я уже пожимал руки последним посетителям, когда ко мне обратился
болгарин. При слове «болгарин» первая мысль у нас либо об отравлен-
ном зонтике, либо о покушении на Папу Римского. Так что я сразу насто-
рожился. «Наша страна тоже вскоре вырвется из когтей ленинизма. Вы
нам нужны. Сделайте для Болгарии то, что вы сделали в Венгрии и
Польше. Мы не в состоянии вам заплатить, зато готовы поделиться с
вами нашей страстью». Мой собеседник был прекрасно информирован: я никогда не отказываю страсти. Я не бывал в Болгарии с 1959 года. Да
и тогда я проскочил страну наспех. Мое кругосветное путешествие под-
ходило к концу, моя малолитражка «Рено» уже почуяла конюшню, да и я
тоже. Как бы ни было интересно попасть в коммунистическую страну, в
ту пору почти в классическом варианте, я слишком истосковался по род-
ным местам, чтобы изображать из себя туриста. Но одолеть без 156 Жак
Сегела волнения эту восточную ступеньку Европы просто невозможно.
Откуда бы ты ни приехал в Болгарию, прежде всего поражают монасты-
ри прибежища мысли и свободы. Именно в монастырях всегда собира-
лись болгары, чтобы давать отпор угнетателю сначала оттоманскому, затем нацистскому и наконец советскому. В сравнении с этими мистиче-
скими стражами, храмами красоты и гармонии, София выглядела не-
взрачно. Город без души, безликая толпа, удручающее однообразие. Ка-
ково же было мое изумление, когда в начале апреля 1990 года я очутил-
ся в той же атмосфере. Как если бы и не пролетело тридцать лет.
103
У каждого города свой цвет. София желтая, причем нездорового, жел-
тушного типа. Паперти, фасады, соборы все темноканареечного цвета
на фоне зелени. Ни одна из столиц Востока не может похвалиться таким
обилием деревьев и парков; однако ни одна из них не демонстрирует та-
кой степени загрязнения.
На территории небольшой страны было вырублено двадцать четыре
миллиона кубометров древесины. Коммунистические заводы исторгали
почти четыре миллиона тонн отходов в год, и к этому надо добавить от-
ходы соседних государств:
Болгарию заставили превратиться в свалку ядовитых отбросов Совет-
ского Союза. Ущерб, похоже, непоправим. Воздух в Софии в семь раз
менее пригоден для дыхания, чем в Париже при предельно допустимом
уровне загрязнения, а речной порт Русе на румынской границе облада-
тель бесславного титула самого грязного города в мире. Беда никогда не
приходит одна: поскольку архитектура болгарской столицы вскормлена
нищетой и сталинизмом, к загрязнению природы добавляется загрязне-
ние архитектурного облика.
Желю Желев. Человекпростак 157
Страна, полузабытая миром, настолько заслоненная великой Россией, что считалась чуть ли не ее шестнадцатой республикой. Страна с пас-
сивным, сельским, не любящим русских населением, которое Запад счи-
тал советским в душе, забыв о том, что угнетенный народ подобен тихо-
му омуту. Восточный ветер затаился там, как и в других местах, под пеп-
лом сгоревшего коммунизма. В конце пятидесятых годов бразды правле-
ния в Софии взял в свои руки Тодор Живков, установив затем рекорд
долгожительства среди диктаторов Восточной Европы. Бывший типо-
графский рабочий, сын бедного крестьянина, он сумел подружиться с
верхушкой номенклатуры и смог добиться для своей республики наи-
большего объема помощи. За это пришлось расплачиваться. «Когда в
Москве дождь, в Софии раскрывают зонтик», смеялись болгары. Однако
добрый царь Тодор сумел и вовремя дистанцироваться от Кремля. С
1981 года он повел Болгарию к началу реформ. Слишком слабое, слиш-
104
ком запоздалое, медленное открытие страны миру лишь ускорило его
падение в день падения Берлинской стены. Нынешний пенсионер тота-
литаризма, Живков коротает свои покаянные дни в предместье Софии.
«Если бы начать жизнь сначала, заявил он в одном из интервью, я даже
не был бы коммунистом, и, живи Ленин сегодня, он сказал бы то же
самое». Товарищ Ленин должен перевернуться в своем Мавзолее.
Странное государство без властных структур, в котором власть противо-
речит сама себе, а оппозиция остается безымянной. Революция нача-
лась в актовом зале философского факультета. Около сотни писателей, философов, научных работников, многие почтенного возраста, основали
клуб в поддержку перестройки. Душой клуба стал некий 158 Жак Сегела
Желю Желев. Как и другие смуты в странах Восточной Европы, это было
поначалу фрондой поэтов. За оружие первым берется интеллект где бы
то ни было и когда бы то ни было. Желеву в то время пятьдесят три