Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

Последнее время никак не могу сесть за длинный роман для журнала «Атлантик». Просто напасть какая-то! Должен заняться им, не откладывая ни дня. С осени, когда я последний раз за него брался, мне пришлось написать четыре статьи[365] (соглашаться было, прямо скажем, глупо, да и незачем), и посетившее меня озарение угасло. А ведь было же оно, и какое! Теперь надо изо всех сил постараться, чтобы оно ко мне вернулось. И оно вернется, было бы хоть немного attention suivie[366]. Главное – держать себя в руках, не волноваться и не нервничать, и самое главное – думать, пусть хоть немного, не больше обычного! А еще – вновь вжиться в заданные условия. Озарение, дай-то бог, придет, надо только дать ему хоть какой-то шанс. Ведь оно здесь, оно живо, оно ждет; картина вновь заиграет красками, стоит мне обратить на нее свой взор. На этот раз сюжет, мне кажется, и впрямь хорош – разве что пока слишком размыт. Я взялся рассказывать и описывать – с учетом собранного материала – чересчур подробно, так как боялся, что история получится худосочной. Из страха написать мало написал много. Это, впрочем, ошибка простительная – как выйти из положения, знаю. Когда возьмусь дописывать, стремиться буду к двум вещам – разнообразию и краткости; к быстрому развертыванию событий. Разумеется, я, как всегда, в первой главе был излишне многословен, увлекся описательностью, иллюстративностью. Но этот недостаток можно устранить, стоит мне только захотеть; стоит только заставить себя быть кратким и собранным. Если же этого не добиться, все сцены рассыплются, собрать их в единое целое не удастся. Этот роман я должен писать так, словно это не роман, а рассказ – другого выхода нет. Мне есть что рассказать, но в подробности вдаваться не следует, их достаточно лишь коснуться – каждой на свой лад. À la Maupassant[367] – вот каким должен быть мой постоянный девиз. <…>

19 мая, воскресенье

Вчера – очень интересная встреча с Тэном на обеде, который давал в ресторане «Бристоль» Жюссеран[368]. Присутствовали: г-н и г-жа Тэн, их дочь, доктор Джессоп – славный человек, священник, приятель Жюссерана, а также Джордж Дюморье[369] и я. Впечатление Тэн производит на редкость приятное; в нем куда больше bonhomie[370], мягкости и тепла, чем можно было бы ожидать от автора сочинений, отличающихся изысканным, строгим стилем, интеллектом и логикой. Очаровательный собеседник; французы, в чем я лишний раз убедился, искусством беседы превзошли всех. Он слегка косит и тем не менее собой хорош: красивая голова, загорелый, статный, сильный, правильные черты лица – тонкие и в то же время по-мужски суровые. Говорил о многом – и обо всем хорошо; про Англию – дружески и со знанием дела, с большим знанием дела. Особо надо отметить, как высоко он ставит Тургенева, его глубину, многообразие, стиль, незаметные, в совершенстве выписанные детали, которые сохранятся в литературе благодаря своей законченности, непредвзятости и т. д. Тургенева он очень ценит – как стилиста даже больше, чем я. То, как он говорил о Тургеневе, дало мне очень многое – оживило, освежило, укрепило, я бы даже сказал, возвысило мое желание, которое последнее время преследует меня как никогда раньше. Желание, чтобы то скромное литературное наследие, какое я, может статься, по себе оставлю, состояло из большого числа безукоризненно выполненных мелочей, новелл и историй, показывающих жизнь во всем ее многообразии; жизнь, которую я вижу, знаю и чувствую; всю глубину и непознаваемость жизни Лондона, искусства, всего вообще. И чтобы мелочи эти были тонкими, необычными, запоминающимися и, как знать, быть может, – общепризнанными.

Тэн очень точно подметил, что Тургенев безукоризненно точно отрезал пуповину, соединявшую рассказ с самим собой.

1890

6 февраля

Вчера отправил второй акт «Калифорнийца»[371] Е. Комптону. Быть может, лучшая формула для создания драматического произведения, telle qu’il nous faut en faire[372] в наши дни, выглядит так: действие, которое никогда не превращается в диалог, и диалог, который всегда является действием.

Валломброза

[373], 27 июля