Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

Джордж Александер попросил меня дать ему и мисс Дэвис[398] мою пьесу «Дело с концом», и я высказал ему все свои сомнения и возражения. При этом написал, что сочиню для него свежую одноактную пьесу. Как все же странно, что возобновление отношений с этим пошлым театром опять волнует, трогает меня. Нет, не с театром, таким же ненавистным, как и раньше, а с ДРАМОЙ, с божественной, ни с чем не сравнимой художественной формой, от которой начинает учащенно биться слабый пульс и на глаза наворачиваются прежние слезы. Ее дыхание вновь навевает мысли грустные и одновременно забавные. Серое, ветреное, пустынное воскресенье в Райе, почти никогда не прекращающийся зимой ураганный ветер. Он гудит в старых трубах, стонет за старыми стенами. Я же сижу себе в маленьком теплом белом кабинете, и многое, многое возвращается ко мне. В Лондоне я пробыл три недели, сюда вернулся двадцатого, и меня, как встарь, подмывает поскорей сесть за работу. Да, неудержимо тянет писать – волнение свыше охватывает меня с новой силой. Все дело, как видно, в этой записке от Александера. В том, что он добивается меня, хочет от меня чего-то. Ах, одноактная пьеса! Ах, рассказ! По сути, один и тот же трюк! Кстати, о рассказе. Вчера вечером в Лондоне Эдмунд Г.[399] подал мне неплохую идею. Эту историю ему рассказала какая-то женщина, ставшая свидетельницей забавного эпизода. Она сидела в вагоне… Надо будет потом записать историю Госса о безутешной, оплакивающей смерть мужа вдове, которая, со слов рассказчицы, ехавшей в том же купе, садится в поезд в сопровождении родственников ее покойного супруга, сотрясается от рыданий, а затем, на следующей же станции, как ни в чем не бывало встречается с красивым джентльменом – тот входит в купе, и она тут же перебирается с ним в другой вагон.

27 января, Лэм-хаус

Вопреки всем сомнениям, коллизиям и тревогам, желание вернуться только к большим (сценическим, созидательным, «архитектурным») эффектам охватывает меня, сводит с ума, внушает мысль, что гораздо осмысленнее в любую минуту вызвать к жизни из глубин духа это сокровенное желание, чем предаваться легковесным литературным упражнениям. Ах, еще раз дать себе волю! Одна мысль об этом утешает и придает сил, кладет божественную руку на мои нервы, благотворно проясняет сомнения. Начни – и все получится. Задумай сильный короткий роман и возвращайся из Европы с готовой рукописью. Мне нужно, прежде чем начать, провести длинную tête-à-tête с самим собой, все досконально с самим собой обговорить. Basta. Сегодня утром у меня была другая работа, и я только что поборол в себе чувство тревожного нетерпения. Меня преследует американская семья, про которую (в связи с «Ллойдом Брайсесом») мне рассказала прошлым летом миссис Камерон[400]. Но ведь тогда получится большая, всеобъемлющая картина, мне же хочется писать действие; сейчас я стремлюсь, жажду изобразить динамичное, конкретное действие, хочу вникнуть в это искусство, овладеть им. Но опять же – basta!

10 февраля, Лэм-хаус

Добрый, старый Мередит на днях (в воскресенье 5-го, в Боксхилле) подал мне отличную идею, которая укладывается в 5000 слов. Одна женщина выходит замуж за мужчину, который почти ничего про нее не знает. Он в нее безумно влюблен, но вот, по чистой случайности, заходит разговор о ее «прошлом». «Что с вами было? Было ли что-то… такое? Что-то, о чем я обязан знать?» – «Дайте мне шесть месяцев, – отвечает она. – Если вы и тогда захотите узнать о моем прошлом, я все вам расскажу, обещаю». Все это Мередит, разумеется, придумал, однако я тут же завязал узелок на память. Появилась тема, но во что она выльется? Вижу разные пути развития этой темы. Мне она представляется отчетливо иронической. Вот как я ее вижу. У всякой женщины есть прошлое, его не может не быть. Ее прошлым интересуется влюбленный в нее мужчина, он сделал ей предложение, и она его предложение приняла. Она, однако, любит не жениха, а совсем другого человека, его давнего знакомого. Жених же настаивает на своем: расскажи мне, мол, все как есть, до свадьбы. «Для меня, – говорит он, – это не будет иметь никакого значения, я не стану тебя упрекать, я просто хочу знать, ты должна мне сказать. Если ты считаешь, что мне все равно, то почему же ты молчишь?» – «Ах, я не могу тебе ничего сказать. Не могу и не буду. Да, я выйду за тебя замуж. Думаю, я тебе подойду. Но ты мне должен доверять. Клянусь, что если по прошествии полугода у тебя по-прежнему будут вопросы…» – «Да, но ведь тогда я уже буду на тебе женат». – «Да, но тогда ты ничего не потеряешь…» – «Если не захочу знать?» – «Да, и даже если захочешь. Раз ты любишь меня теперь…» – «Значит, буду любить и потом, верно? А что если у тебя было что-то плохое? Было и есть до сих пор?» – «Я не знаю, как ты к этому отнесешься. Если захочешь узнать, сделаешь вывод, когда узнаешь. Посмотрим, как ты на это отреагируешь…»

15 февраля