Читаем Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей полностью

18 ноября

Вот что мне недавно пришло в голову. Люди, между собой близкие, по-разному, порой прямо противоположным образом, реагируют на тяжелые ситуации и дурные поступки, связанные с их домом, семьей и пр. Их отношение к обесчещенному, заблудшему, согрешившему, провинившемуся члену семьи поделит их на два лагеря и составит основной конфликт произведения. Между собой, таким образом, вступят в противоречие как бы два вида гордости. Гордость, в которой человек замыкается, ожесточается, склоняется к тому, чтобы, не вникая в суть происшедшего, устыдить провинившегося, отречься от него, принести его в жертву. И гордость, которая страдает, прячется, отворачивается от мира и, страдая, испытывает чувство общности с провинившимся, не в силах порвать с ним. <…>

1895

23 января, Девир-Гарденз

Опять берусь за свое старое, испытанное перо, перо всех моих незабываемых усилий и духовных борений[386]. Себе сегодня мне сказать больше нечего. Передо мной по-прежнему большое будущее. Высокое и полноценное. Именно теперь смогу создать я труд всей своей жизни. И создам… Нужно только научиться без страха противостоять трудностям… Но все это невыразимо – слишком глубоко и сокровенно для слов. Пусть же эти мысли останутся под священной пеленой молчания…

14 февраля, Девир-Гарденз

В голове у меня, слава Богу, полно образов. Их, впрочем, никогда не бывает достаточно. Дай же, наконец, себе волю – отдайся всему тому, к чему ты все эти годы (столь героически, мне кажется) стремился, чего с таким нетерпением ждал – к увеличению количественного потенциала творческого акта. Ты молился, надеялся, что научишься работать больше. И вот теперь, ближе к концу, умение это в определенном смысле пришло. Это все, о чем я прошу. Ни о чем больше. И склоняюсь перед судьбой в покорности и благодарности. На этот раз – в благодарности. Но чтобы благодарность была реальной и соразмерной, она должна найти свое выражение в действиях – значительных и последовательных. В грандиозном и блестящем творческом порыве. Basta…

15 июля, Девир-Гарденз

Вдали маячат неясные очертания зловещей толпы, миллионов американцев. Они словно набегающие волны – варвары Римской империи.

8 сентября, отель «Осборн», Торки

Я нахожусь перед необходимостью писать несколько вещей одновременно; многое обещано и брошено[387]. Хватит рассуждать, пора браться за дело. Кстати, и на подобные замечания тратить время очень глупо! Ведь чувства, которые я испытываю по этому поводу, куда глубже, чем слова, которыми их выражаю!

Сейчас приходится возвращаться к одному из небольших рассказов, я обещал их в «Атлантик». Вопрос этот для меня, увы, не нов и сопряжен с малоприятными обстоятельствами. Под малоприятными обстоятельствами я разумею бесполезный труд, на который я себя обрекаю, пытаясь сочинить короткий (по-настоящему короткий) рассказ. Я завершаю «Красивый дом», но вместо заказанных мне Скаддером[388] 10 000 слов получилось, как я ни старался, без малого 30 000, вследствие чего я остался с произведением, которое ему не нужно. Мне же придется теперь пристраивать его на условиях для меня унизительных и – в лучшем случае – невыгодных. Ах, не стану здесь искать корни моего злосчастного многословия – поисками этих корней я уже сыт по горло! Достаточно будет дать себе ответ на простой вопрос: «Могу я или нет написать вещь объемом в 10 000 слов?» Ответить на этот вопрос отрицательно я определенно не готов. Все дело, боюсь, не в том, что краткость мне не дается, а в том, что иду я по ложному пути. Все дело в том, что малая тема представляется мне мелкой. Я не снисхожу до простых вещей. Я почти всегда берусь за тему, требующую развития, и гибну под ее хитросплетениями, ибо ничто не притягивает меня так сильно, не доставляет такой радости, как сюжетные хитросплетения. Я слишком боюсь всего банального, а бояться тут нечего – опасность невелика. Я должен постараться написать вещь, не превышающую 10 000 слов, – искусство это пойдет мне только на пользу. А для этого – ограничить предмет изображения, иными словами, описывать всего один эпизод, одно событие. К произведениям «одноплановым», «однособытийным» относятся «Истинные аристократы», «Средний возраст», «Бруксмит», даже «Частная жизнь» и «Оуэн Уингрейв». В основе же остальных лежат идеи, требующие сюжетного развития. Cherchons, piochons, patientons – tenons-nous-en[389] над произведениями противоположного типа. Постарайся браться только и исключительно за то, что представляет собой ОДНО ЦЕЛОЕ, что не выходит за рамки своего начала и своего конца…

15 октября, отель «Осборн», Торки

Мой небольшой рассказ (речь идет о «Красивом доме») растет у меня на глазах; получится не меньше 30 000 слов. И хотя его размеры, ввиду незначительности темы, не могут меня не настораживать, рассказ, думаю, выйдет недурен…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сатиры в прозе
Сатиры в прозе

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В третий том вошли циклы рассказов: "Невинные рассказы", "Сатиры в прозе", неоконченное и из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Документальная литература / Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное
За что сражались советские люди
За что сражались советские люди

«Русский должен умереть!» – под этим лозунгом фотографировались вторгнувшиеся на советскую землю нацисты…Они не собирались разбираться в подвидах населявших Советский Союз «недочеловеков»: русский и еврей, белорус и украинец равно были обречены на смерть.Они пришли убить десятки миллионов, а немногих оставшихся превратить в рабов.Они не щадили ни грудных детей, ни женщин, ни стариков и добились больших успехов. Освобождаемые Красной Армией города и села оказывались обезлюдевшими: дома сожжены вместе с жителями, колодцы набиты трупами, и повсюду – бесконечные рвы с телами убитых.Перед вами книга-напоминание, основанная на документах Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, материалах Нюрнбергского процесса, многочисленных свидетельствах очевидцев с обеих сторон.Первая за долгие десятилетия!Книга, которую должен прочитать каждый!

А. Дюков , Александр Дюков , Александр Решидеович Дюков

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы
Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы

Книга Джека Коггинса посвящена истории становления военного дела великих держав – США, Японии, Китая, – а также Монголии, Индии, африканских народов – эфиопов, зулусов – начиная с древних времен и завершая XX веком. Автор ставит акцент на исторической обусловленности появления оружия: от монгольского лука и самурайского меча до американского карабина Спенсера, гранатомета и межконтинентальной ракеты.Коггинс определяет важнейшие этапы эволюции развития оружия каждой из стран, оказавшие значительное влияние на формирование тактических и стратегических принципов ведения боевых действий, рассказывает о разновидностях оружия и амуниции.Книга представляет интерес как для специалистов, так и для широкого круга читателей и впечатляет широтой обзора.

Джек Коггинс

Документальная литература / История / Образование и наука