Национальный предрассудок. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей

Истинного же путешественника слишком интересует реальная жизнь, чтобы придавать значение сказкам. Он ненасытно любопытен, его неудержимо притягивает все, что неизвестно, он получает удовольствие от любого проявления красоты. Разумеется, наивно было бы считать, что ему никогда не бывает скучно. Невозможно же путешествовать, хотя бы изредка не испытывая скуку. У туриста большая часть дня ничем, как правило, не заполнена. Начать с того, что много времени уходит на переезд с места на место. Когда же запланированных на день достопримечательностей больше не остается, «достопримечатель» внезапно обнаруживает, что, во-первых, он смертельно устал, а во-вторых, ему нечего больше терять. Дома, в каждодневной, привычной суете, не устаешь никогда. Ennui[585] преследует нас в основном в отпуске. (Не хроническая ли это болезнь всех досужих?) Именно по этой причине истинный путешественник испытывает со скуки скорее радость, чем огорчение, ведь скука – это символ его свободы, ничем не заполненного времени. Когда его охватывает скука, он воспринимает ее не только философски, но почти с удовольствием.

Для прирожденного путешественника всякое путешествие порочно. Как и всякий порок, оно его себе подчиняет, отнимает у своей жертвы время, деньги, энергию и удобства. Путешествие требует; прирожденный путешественник дает – охотно, даже с радостью. Почти всякий порок (добавим в скобках) требует самопожертвования, и немалого. Было бы непростительной ошибкой полагать, что неправедная жизнь – это жизнь нескончаемых удовольствий. Жизнь эта почти такая же мученическая (если вести ее последовательно), как жизнь Христианина из «Пути паломника»[586]. Основная разница между Христианином и грешником только в том, что первый что-то получает здесь и сейчас в виде определенного духовного напутствия, не говоря уже о том, что он может получить в довольно, впрочем, иллюзорном загробном мире, – тогда как второй не получит ничего, кроме подагры или кровоизлияния в мозг.

Путешествие, отдадим ему должное, не всегда угрожает этими двумя болезнями; болезни вообще не грозят путешественнику, если только тот не заберется в тропики. Во всяком случае, болезни тела, ибо путешествие – это грех не тела (которое оно умерщвляет), но духа. Путешественник, который путешествует ради путешествия, сродни читателю, читающему все подряд, человеку, потакающему своим интеллектуальным прихотям.

Как и все порочные люди, читатель и путешественник обладают целым арсеналом оправданий своего досуга. Чтение и путешествие, утверждают они, расширяют кругозор, стимулируют воображение, воспитывают. И так далее. Аргументы, что и говорить, убедительные, тем не менее они мало кому внушают доверие. Ибо, хотя наверняка и найдутся люди, для которых беспорядочное чтение и бесцельное путешествие имеют немалое воспитательное значение, истинные, прирожденные читатели и путешественники читают и путешествуют вовсе не по этой причине. Мы читаем и путешествуем не для того, чтобы расширить свой кругозор, а для того, чтобы забыть, что он существует. Читать и путешествовать мы любим потому, что чтение и путешествие – самый приятный из всех существующих заменителей мысли. Заменитель изощренный и утонченный, а потому доступный далеко не каждому. Прирожденный читатель или путешественник – один из тех привередливых существ, которых не устраивают такие развлечения, как игра на скачках, маджонг, виски, гольф или фокстрот.

Существует некоторое – очень незначительное – число людей, которые путешествуют, да и читают тоже, с определенной целью, по определенной системе. Категория эта морально безупречна. В нее большей частью входят люди, которые добились чего-то в жизни. Большей частью – но далеко не всегда. Ведь можно, увы, преследовать высокую цель и быть прекрасным человеком, но не иметь таланта. Читающие и путешествующие по собственной прихоти знают, как обратить этот недостаток в достоинство. Доктор Джонсон, к примеру, грешил тем, что читал без всякой системы: раскроет любую книгу, которая попадется ему на глаза, и ни одной до конца не дочитает. А ведь это не помешало ему добиться многого. Есть ведь и такие легкомысленные путешественники вроде Бекфорда, которые объездили весь мир, утоляя свое беспричинное любопытство, – и тоже совсем не впустую. Добродетель, спору нет, – награда самой себе, но не кисловат ли еще виноград, который талант так умело срывает?

Я тоже путешествую неправильно. Справиться с искушением пуститься в странствие «куда глаза глядят» для меня столь же трудно, как противиться удовольствию читать беспорядочно, жадно и без всякого толка. Правда, время от времени я предпринимаю отчаянную попытку исправиться: составляю список полезных, серьезных книг, пытаюсь упорядочить свои беспорядочные путешествия, выстроить их сообразно с историей искусств и цивилизации. Увы, без особого успеха. Проходит некоторое время, и приевшиеся дурные привычки берут свое. Прискорбная слабость! Остается только утешать себя надеждой, что со временем обратить недостатки в достоинства удастся и мне.

Реклама