Вульгарность, снижение уровня человеческого – одна из самых больших опасностей. Возможно, вульгарность это та цена, которую мы платим за свободу от традиций. Примитивные люди не бывают вульгарны; они глупы, однако не лишены своеобразия. Проблема: могут ли массы, глупые от природы, утратить своеобразие, когда традиция перестает над ними довлеть и им не возбраняется реагировать на мощную пропаганду, которая на них обрушивается. Очень может быть, свободное общество
Пишу о наших путешествиях[662]
– обо всем, начиная с политики (где еще ее изучать как не в Центральной Америке) и кончая искусством. Пусть Дик изучит историю пяти республик Центральной Америки и убедится в ошибочности современной точки зрения, будто экономика – начало начал. В Центральной Америке нет, да и никогда не было никакой экономики – только порочные страсти. То же и в Европе – по крайней мере на 50 %. Опять же – саранча, напившиеся крови клопы.«
Дорогой Форстер,
простите, что отвечаю не сразу. Дней десять пробыл во Франции: собирал материал для статей, которые согласился написать как иностранец о «La France au seuil de 1935»[664]
и которые в конечном счете писать отказался. Не хватило наглости высказывать свое мнение о предмете, который понимаю тем меньше, чем больше в него погружаюсь. Вот почему на письма отвечаю с опозданием.Вполне разделяю Ваш пессимизм относительно происходящего, присовокупляю к Вашему пессимизму свой собственный, ничуть не меньший. Берти Расселл, с которым я только что обедал, говорит, что не следует придавать значение таким поверхностным вещам, как идеи, манеры, политика, даже войны. Вещи по-настоящему важные, считает он, обусловлены научным прогрессом, развиваются позитивно, их развитие поступательно и целенаправленно. Хорошо тому, кто воспринимает жизнь как поступательный процесс, – но к чему тогда вникать в суть происходящего? Кто знает, не ведет ли эта целенаправленная траектория к какому-то фантастическому отрицанию общечеловеческих ценностей? <…>
От того, кто еще живет в Санари, тому, кто, увы, из Санари уехал, – сердечные пожелания счастья и здоровья[665]
. Надеюсь, что наступит время, когда Марио волшебник[666] изменит свое имя на Мариус и поселится – по крайней мере, пока пишется новелла, а то и (не тщетная ли это надежда?) целый роман – рядом с его родным Марселем и этой деревней, где, хочется надеяться, в самом скором времени я буду иметь удовольствие видеть Вас вновь, дорогой Томас Манн[667].Мой дорогой Роберт,
уверен, Вам достанет мудрости, чтобы запастись сведениями о театре, раз уж Вы взялись для театра писать. Если бы только театральные люди не были – почти все без исключения – столь непереносимы! Почему, ну почему, когда в этот мир попадаешь, кругом сплошные проходимцы, болваны, нарциссы и себялюбцы всех мастей?! Несомненно, эти существа оказываются в театре в соответствии с традицией, вместе с тем, подозреваю, актер уже по самой природе своей не может не быть тщеславным, напыщенным, непостоянным и глупым. Остается лишь принять это как есть и постараться сжиться с этой несносной и малоаппетитной публикой.
Тружусь не поднимая головы над романом, который никак не кончается[668]
. Рассчитываю через месяц-полтора быть в Англии – если, конечно, не начнется война и мы все не отправимся на тот свет. Вот бы найти помимо религии средство от ужасов, на которые способны человеческие особи. Или же обрести религию, в которую все мы могли бы поверить.Ивлин Во
(1903–1966)
Хорошо информированные круги… и как в них попасть