Натуральный обмен

— Иди, — прошептал я. — И, помнишь, ты просила разрешения не присутствовать при публичной казни Эрвина? Так вот, завтра ты тоже можешь не смотреть.

Она подарила мне злой взгляд и твердо ответила:

— Я приду. Несмотря ни на что. И как бы все ни сложилось.

Я снова поймал ее руку и прижал к губам, прощаясь.

— Я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю, — эхом повторила Эйнира. — Только не теряй надежды, обещай мне, не теряй надежды.

Я пожал плечами.

— Обещаю.

Если ей станет от этого легче, я готов был пообещать все, что угодно.

Эйнира позволила Кливеру себя увести. Они ушли, а я все еще стоял у решетки и смотрел им вслед.

Мне, действительно, оставалось только надеяться, что Рейнел все это время занят не подготовкой восстания. Этого я боялся больше всего, возможно, ему бы удалось найти необходимое число моих сторонников, но моя жизнь не стоит массового кровопролития караденцев. Устроить настоящую гражданскую войну ради собственной шкуры я готов не был.

Я простоял у решетки не меньше часа, думая ни о чем и обо всем сразу.

Свет в камере почти совсем погас, возвещая о наступлении ночи. Только тогда я оторвался от прутьев и снова сел на пол у койки.

Спать не хотелось.

Все-таки моя последняя ночь...

А на утро мне принесли чистую одежду и велели собраться.

Как ни странно, вещи оказались мои. Все-таки министры не дошли до крайности, как я сам с Эрвином, и не принесли мне белые одежды в знак искупления всех грехов. То ли это был акт милосердия, то ли, что более вероятно, они полагали, что мои грехи не искупить уже ничем.

Казни в Карадене было принято проводить в обед, а потому времени на сборы у меня было предостаточно. Я одевался неторопливо, также неспешно расчесал волосы, перевязал их шнурком, потом еще раз осмотрел себя, застегнута ли рубашка на все пуговицы. Впервые я пожалел об отсутствии зеркала. В свой последний выход хотелось выглядеть безукоризненно. Что бы я там ни думал и ни чувствовал, никто не увидит моей слабости. Прямая спина, высоко поднятая голова, спокойные и размеренные движения — только так.

Узнала бы меня сейчас мама? Я и сам себя в последнее время не узнавал...

Ближе к обеду, когда я был уже полностью готов, за мной пришел лично Кор и сообщил, что пора, время пришло. Он был один, видимо, остальная охрана ждала у выхода.

Я послушно встал и протянул руки, чтобы он смог надеть наручники.

— Мне очень жаль, — пробормотал начальник стражи, защелкивая замок.

Его слова были пропитаны искренней горечью.

— Все нормально, — заверил я. — Вы служите Карадене.

По правде говоря, я был удивлен такому проявлению чувств всегда собранного Кора, действующего строго по уставу.

— Несмотря ни на что, для меня было честью служить вам. Кем бы вы ни были.

— Кем бы я ни был, — повторил я и ободряюще улыбнулся. Надо же, казнят меня, а я утешаю человека, который должен меня на эту самую казнь привести.

— Пойдемте, — вздохнул Кор. — Площадь уже полна людей, нас ждут.

Вот теперь улыбка слетела с моего лица, и я скривился.

— Что, понаехали все и отовсюду?

Начальник стражи поджал губы и кивнул, а я громко выдохнул. Что ж, представление будет еще то...

Я читал множество книг, в которых описывались последние часы жизни приговоренных к смерти, в том числе и их путь к эшафоту. Так вот, ничего подобного. Жизнь не проносилась перед глазами, каждый шаг не становился труднее. Я просто шел вперед, куда меня вели. Никакой там агонии, никакого реального осознания, что я скоро умру.

Пусть я всю эту неделю прекрасно осознавал, что вот-вот состоится моя казнь, но отделаться от ощущения иллюзорности происходящего не удавалось. Вот и сейчас на полном серьезе поверить в то, что я на самом деле умру через какие-то несколько минут, я не мог.

Кто знает, когда придет это осознание реальности, когда взойду на помост или когда палач уже занесет свой топор, но пока его точно не было.

Эйнира просила не терять надежду, но на что надеяться? На чудо? На проведение?

Но, наверное, человек тем и отличается от животного, что действительно верит в лучшее и надеется до последнего вздоха.

На улице было прохладно, ветер тут же пахнул в лицо и продул рубашку насквозь, едва мы вышли из дверей дворца. Но мне не было холодно, за эту неделю я безумно соскучился по свежему воздуху, и ветер был как глоток свободы, пусть и недолгой.

Я знал, на казнь соберется много людей, но что их будет СТОЛЬКО, я не смог бы вообразить даже в самом страшном кошмаре. Море людей, тысячи ждущих глаз.

Люди были повсюду: они заполнили всю площадь, все прилегающие к ней улицы и переулки, «грушами» висели на балконах, выглядывали из окон.

— Бог ты мой, — не сдержавшись, прошептал я.

— Люди любят казни, — сказал Кор, поддерживающий меня за локоть, задавая направление движения. — Я видел много казней, но эта первая, когда я не вижу жажды крови в глазах аудитории.

Я только дернул плечом и промолчал.

Начался путь к эшафоту.

Пропели трубы, и гомон людей смолк. Страшное и завораживающее зрелище, когда тысячи людей единовременно замолкают и, как по волшебству, поворачивают головы в одну сторону — на меня.