Сидя на полу в маленькой камере, опершись спиной о койку и закрыв глаза, я пытался найти в себе остатки юношеского максимализма, духа противоречия, или, на худой конец, хотя бы идиотского оптимизма, который все это время сопровождал меня, помогая выпутываться из самых безвыходных ситуаций. Но ничего этого я в себе не находил.
Не было во мне также злости и ненависти. Я снова искренне пытался ненавидеть Эридана, отнявшего у меня мою жизнь и мой мир, но только еще раз убедился, что не могу. Не беги Эридан отсюда, я никогда бы не стал тем, кто я есть. Ведь раньше я не знал истинного значения и цены таким понятиям, как дружба, преданность и любовь. Так пусть судьей Эридана станет его собственная совесть, а еще лучше, пусть и она молчит, а он будет счастлив простым человеческим счастьем, в мире, принявшем его куда лучше, чем меня. Пусть он радует мою маму, находясь рядом с ней, и, господи, пусть она никогда не узнает правды!
Самым странным было то, что я не испытывал злости по отношению к Сакернавену и Холдеру. Да, они всегда ненавидели меня и жаждали власти, но теперь они были правы: я не Эридан. Правы, опять же, по большому счету.
Мне также не было страшно, и не было жаль самого себя. Волновало другое: что станет с дорогими мне людьми после моей смерти? Больше всего я тревожился за Эйниру, но я знал, что Рейнел ее не бросит, может быть, поможет вернуться на родину к родителям. Навряд ли, она захочет остаться здесь после всего случившегося...
Чем больше я думал о событиях, которые произошли со мной за эти два года, тем больше понимал, что я действительно полюбил этот мир, полюбил Карадену, полюбил людей, волею судьбы ставших моими подданными. Я проливал кровь за это государство, я бился за него, не жалея себя... И сейчас ни о чем этом я не жалел. Возможно, наступит час, и кто-то вспомнит меня добрым словом, а может, и нет, но в любом случае, мои действия навсегда оставили след в истории Карадены, и это уже никто не сможет у меня отнять. И хотя я понимал, что после моей казни королевство содрогнется от очередной борьбы за трон, я верил, что теперь оно сильнее, оно выстоит, потому что столько любви и преданности, которые я вложил в него, просто не могут пропасть.
Я усмехнулся сам себе и своим мыслям. Надо же, на пороге смерти я стал романтиком, почти поэтом.
Наступил вечер. Мой последний вечер.
Вокруг стояла звенящая тишина. Меня поместили в сейчас пустующем крыле для особо опасных преступников, поэтому соседей у меня не было. Слышно было лишь, как прохаживается стражник в конце коридора.
Через какое-то время мерная поступь сменилась новым звуком шагов. Кто-то о чем-то тихо заговорил, но слов было не разобрать. Потом шаги стали приближаться.
Свет в моей камере был тусклым в соответствии со временем суток, но в коридоре он оставался ярким, и я сразу же увидел, кто ко мне идет: Эйнира в сопровождении стражника.
— У вас десять минут, — строго сказал охранник, проводив Эйни почти до самой моей камеры. — Поздние посещения запрещены, поэтому поторопитесь, я и так делаю вам исключение, — он стрельнул глазами в мою сторону и тут же опустил их, боясь встречаться со мной взглядом, потом молча пошел обратно.
У стражника было знакомое лицо. Я даже помнил его имя — Кливер, а также знал, что у него красавица-жена и трое маленьких ребятишек...
Боже мой, сколько же информации хранится у меня в голове? Лица, имена, звания... Я знал каждого, кто служил мне. Слишком много ненужных сведений для головы, которой недолго осталось оставаться на плечах.
Мне захотелось окликнуть стража по имени, но я сдержался. Кому и что я скажу? Этот человек был предан мне, когда я был принцем, а затем королем. Но он был предан не человеку, а Карадене, как верно выразился Кор. А так и должно быть.
Я подошел к решетке, протянул руку между прутьев и сжал холодную ладонь Эйниры.
— Я думал, ты уже не придешь.
Она покачала головой.
— Я не могла не прийти, завтра к тебе уже никого не пустят.
— Наверное, — правилами посещения приговоренных я прежде не интересовался, но если нам больше не удастся поговорить... — Эйни, я так много хочу тебе сказать...
— Не нужно, — она решительно приложила палец к моим губам, — я все знаю.
— Но... — возмутился я.
— Надежда умирает последней, — уверенно заявила Эйнира. — И до завтра еще достаточно времени, многое может измениться.
Вот теперь я нахмурился. Если они задумали какое-то самоубийственное мероприятие по моему спасению...
— Где Рей? — спросил я, чувствуя, что без него тут не обошлось. — За эту неделю он ни разу ко мне не пришел.
— У него много дел.
Я уже хотел разразиться тирадой на тему «Какие, к черту, дела?», но Эйнира сделала большие глаза и чуть качнула головой в сторону, куда ушел стражник. Боится, что нас послушают? Ну, точно, этот безумец что-то затеял!
— Уходите! — вдруг окликнул стражник, появляясь в зоне видимости. — Кор делает обход постов. Мне влетит, если он вас увидит.
Я нехотя выпустил руку Эйниры.