Натуральный обмен

Весть о моем обещании Дарису и своих новых учениках Мельвидор воспринял стойко. Сказал что-то о принцах с длинным языком, но бунтовать не стал, признав, что у меня не было выбора. В конечном итоге Мел обещал обдумать этот вопрос и через несколько дней сообщить мне, сколько «новобранцев» он готов принять в следующем месяце.

После вечера, полного тяжелых переговоров, я спал, как убитый, но проснулся все равно ни свет ни заря.

Едва я вышел из комнаты, охрана тенью последовала за мной. Забавно, я уже почти их не замечал.

С балкона, на который был выход из коридора, открывался вид на площадь. Виселицы уже стояли на помосте в центре, все двенадцать. По периметру прямоугольного пространства трепетали на ветру серебряно-синие флаги.

Я стоял на балконе, впившись пальцами в перила и не в силах отвести взгляд от дюжины виселиц. Сердце забилось быстрее. Я долго провел в состоянии почти полного спокойствия, даже вчера на Совете с министрами, а сейчас я почувствовал, что равнодушие покидает меня, как всегда, в самый неподходящий момент.

Мне вдруг стало страшно. Что я делаю? Они же живые люди! Я ведь не варвар, как я могу предать смерти двенадцать человек?! Как?!

Но тут я вспомнил остекленевшие глаза Ларса, и мои пальцы сжались еще сильнее, так, что от напряжения побелели костяшки.

Нет, я не имею права отступить. Во имя памяти несчастного эльфа. Во имя того, чтобы больше не было жертв мятежей. Я должен восстановить королевскую власть в Карадене, и это единственный способ. Единственный. Я должен...

Сзади кто-то вежливо кашлянул.

Я вздрогнул и разжал пальцы. Обернулся.

На балкон с виноватой улыбкой вышла принцесса, я заметил, что приставленная к ней охрана так же ответственно относится к своим обязанностям, как и моя. Убедившись, что я на балконе один, стражники замерли в коридоре.

— Доброе утро, не помешала? — спросила Эйнира.

— Конечно, нет, — быстро ответил я. Да что тут говорить, мне мог помешать кто угодно, но только не она. Ее появление стало для меня глотком свежего воздуха. — Но что ты делаешь здесь так рано?

Эйнира пожала тонкими плечами.

— Я всегда рано встаю, проходила мимо, заметила тебя, решила поздороваться. Как рука?

То, что она больше не смотрела на меня со страхом в глазах, было самой прекрасной новостью, о которой я мог только мечтать.

— Рука? — я даже не сразу понял, о чем она. — А, рука. Давно зажила, я же говорил, ерунда.

— Я рада.

Черт, и почему мне хочется прыгать до потолка от ее улыбки? Самое нелепое, что могло со мной случиться, так сказать, для полного «счастья», это влюбиться в собственную жену.

Не зная, что сказать, я спросил:

— Министры тебя не обижали в мое отсутствие?

— Конечно, нет, — казалось, ей удивительна сама мысль, что я мог так подумать. — Они ведь замечают меня не больше, чем новый стул в столовой.

— Значит, тебе повезло, — вздохнул я и нахмурился, вспомнив вчерашний разговор, потом не смог с собой совладать и посмотрел на площадь.

Эйнира проследила за моим взглядом и тоже помрачнела.

— Казнь, — глухо произнесла она.

— К сожалению, да, — ответил я, как загипнотизированный, глядя на развивающиеся флаги.

— Ты, правда, изменился, — сказала принцесса. — Я никогда не видела, чтобы тебя расстраивала казнь.

Я прикрыл глаза и отвернулся от площади.

— Иногда мне кажется, что я был раньше бездушной скотиной, — тихо признался я, чтобы не услышали стражники.

Брови Эйниры изогнулись.

— Самокритично. Но да, думаю, определение близко к истине.

Наверное, даже она сама не вполне осознавала, каким прогрессом в наших отношениях было то, что она решилась прямо мне об этом сказать.

Теперь пришел черед принцессы посмотреть на пока еще зловеще пустую площадь.

— Я знаю, как твоя жена, я должна присутствовать. Но можно я не пойду?

Меня даже передернуло при мысли, что по законам этикета она должна смотреть, как вешают людей. Если бы я только мог сбежать сам и спрятаться, чтобы ничего этого не видеть...

— Господи, — воскликнул я, — конечно же, можно!

— А министры?

— Ты сама сказала, ты моя жена, и ты никому ничего не должна. Не нужно тебе этого видеть.

Она кивнула.

— Спасибо, — потом повернулась. — Спасибо, и я пойду. Тебе еще нужно подготовиться к казни.

Подготовиться? Как, интересно? Шнурки погладить?

— Эйнира...

Она остановилась, обернулась.

— Да?

Я и сам не знал, почему остановил ее, просто не хотел, чтобы она уходила. Я взял себя в руки.

— Ничего, — ответил я. — Было приятно тебя видеть.

Ее брови снова чуть приподнялись, Эйнира кивнула мне и вышла с балкона.

На казнь полагалось надеть синий с серебром камзол для торжественных случаев. Руки дрожали, когда я застегивал многочисленные пуговицы. Подташнивало. Казнь — торжественный случай? Какой бред! Но ведь я, именно я, решил устроить показательный процесс из смерти.

Страх и паника подкатывали волнами, но я упрямо старался не поддаваться ни тому, ни другому.

Когда я облачился в парадный наряд и рассматривал себя в зеркале на предмет, что не так, пришел Рейнел.

— Ты как? — заботливо осведомился друг.

— Хорошо, — твердо ответил я.

— Врешь.

Он знал меня лучше, чем кто бы то ни было.