Она не спрашивала, куда и зачем я ее везу. Только прижималась к моей спине, крепче стискивая пальцы на поворотах. Так и не перестала бояться мотоцикла. Полюбила, но от страха не избавилась. А я готов был всю ночь колесить по городу, лишь бы ощущать ее руки на себе, ее частое дыхание и всю ее так близко. Она жила у меня уже больше года, но ни разу за все это время не была со мной. Она спала в моей постели, ходила в моих рубашках, пила из моей чашки, но ни взглядом, ни жестом ни разу за все время не намекнула, что хочет меня. Она просто дружила со мной. Мы ходили на каток, где я умудрился вывихнуть руку, а Катя потом так трогательно за мной ухаживала: одевала, мыла голову и кормила из ложки. Меня это забавляло. Мы ходили в кино, а потом просто бродили по городу, впечатленные увиденным, или хохотали во всю над нелепым сюжетом. А еще мы напивались вдвоем. В редкие поганые часы, когда я приезжал с Лизкиной могилы, Катя просто приходила ко мне с бутылкой водки, усаживалась на пол, разливала по чашкам и выпивала, не чокаясь. А следом и я. Она ничего не спрашивала, а я ничего не рассказывал. С ней было комфортно молчать и пить. С ней вообще было комфортно. И я по-прежнему хотел ее до одури. Но это было уже не просто страстью. Что-то гораздо сильнее и страшнее. И из этого был только один выход.
— Корф, что это? — изумлялась Катя, когда мы подъехали к тому самому дому, что она должна была оформить. Я все-таки воплотил в жизнь ее мечту и построил стеклянный дом из ее чертежей. Он долго не давал мне покоя, пока я тайком не откопал старые Катины рисунки, заброшенные на чердак поместья Ямпольских. Чертежи дома сохранились не все, но мне удалось разыскать толкового архитектора и возродить замысел Кати. Стеклянный, он казался текучим, как река, без единого острого угла, перетекающий в темное дерево. Странный. Сказочный.
— Корф? — и в синих глазах ее стояли слезы. — Этого не может быть…Как ты? Откуда? Как?
Она сбивалась, вертясь как юла, пытаясь в лунном свете рассмотреть каждую мелочь.
— Чей это дом, Корф? — застыла, ища в моих глазах ответ. — Твой?
Я лишь покачал головой.
Этот дом – твой, моя родная. И только твой.
Но вместо слов я перехватил ее за талию, притянул к себе и поцеловал. И когда она, тихо вздохнув, ответила, я понял, что мне мало того, что между нами было эти полтора года. Мне мало просто дружить с ней. Как нереально мало просто заниматься сексом. Она нужна мне вся. И я знал только один способ, как заполучить ее в свою жизнь и в свою постель окончательно и бесповоротно.
— Выходи за меня, — прошептал, оторвавшись от поцелуя. Катя тряхнула головой и взглянула недоверчиво.
— Что, прости? — нахмурилась.
— Выходи за меня, — повторил, ощущая себя полным кретином.
А она вдруг перевела взгляд на дом, потом на меня и снова на дом. И захохотала так, будто я сказал несусветную чушь. Только когда она отсмеялась, я понял, что это значило. Ее отказ был безупречен.
ГЛАВА 20
Сейчас.
Катя просыпается в один момент, как будто и не спала вовсе. Перед глазами знакомый интерьер спальни Корфа. Настырное солнце лезет в глаза, и она переворачивается на другой бок, охая от ломоты во всем теле. Кровать рядом пуста, но подушка смята. Притягивает к себе, принюхивается. Пахнет Корфом. Значит, он был здесь. Лежал с Катей, обнимал и наверняка измучился бессонницей. Закусывает губу от странного ощущения опустошенности, и в памяти тут же всплывают вчерашние события. Как там Егор? Надо позвонить Марку, узнать. Или еще проще – вылезти из постели и спросить у Корфа, тот наверняка уже в курсе. Но как же Кате не хочется вставать. Не хочется видеть Корфа, его осуждение, его обиду, его злость и холодность. Она не хочет видеть его чужим. Но надо, иначе он припрется сам, а уж находиться с ним в одной спальне сейчас выше ее сил.
Вздыхая от ноющей боли в мышцах, Катя все-таки вытягивает себя из постели и на несколько секунд замирает в поисках своей одежды. С трудом вспоминает, что вчера на ней была только ночная рубашка, и та пострадала при пожаре. Голышом Катя плетется в ванную, кое-как отмокает в душе, смывая остатки сажи. Сил хватает, чтобы добраться до гардеробной, выудить первый попавшийся спортивный костюм, натянуть футболку и штаны, затянув шнурок в поясе, подкатать штанины, чтобы не убиться на лестнице и спуститься на кухню. У стола, за которым пьет кофе Корф, ноги все-таки подкашиваются, и Катя вцепляется в край столешницы, чтобы не упасть. На мгновение прикрывает глаза и тут же чувствует сильные руки на талии и запах смородины, щекочущий нос.
Корф усаживает Катю на стул, как маленькую, еще не научившуюся толком ходить, садится напротив. Молча. И от его молчания звенит в ушах. И в горле пересыхает от непонятности ситуации. И Катя совершенно не понимает, как ее разрулить. Делает глубокий вдох.
— Как Егор? — спрашивает на выдохе. И слова саднят, как вчерашние царапины.