Какую пропозицию выражает предложение, определяется, так сказать, не автоматически, но зависит от принятой нами интерпретации. Из этого следует, что если мы придаем некоторым предложениям квантовой теории вероятностную интерпретацию, тогда то, «о чем они говорят» – это не события, а вероятности событий или события плюс вероятности. Следовательно, чтобы увидеть, истинно ли это предложение, мы должны проверить, действительно ли это событие происходит с указанной вероятностью; если да, то это предложение истинно, если нет – ложно. Как хорошо известно, способы проверки вероятностных высказываний обычно связаны с учетом относительных частот, которые часто могут переводиться в соображения о подходящем интервале определенной величины. В случае нашего примера вероятность p (0 ≤ p ≤ 1) найти электрон во время t0
в положении x0 должна быть переведена в высказывание, что мы найдем во время t0 электрон в соседстве радиусом r0 от x0. Если мы найдем электрон в этом соседстве, мы скажем, что вероятностное предложение было истинным, в противном случае – ложным.Другой (к сожалению, широко распространенный) способ говорить об этом, согласно которому предложение, что электрон находится в x0
во время t0, не истинно, а только наделено вероятностью p, неверен, поскольку он несовместим с интерпретацией предполагаемого им предложения. Мы не можем заявлять, что предложения квантовой теории выражают вероятности, а затем оценивать их истинностные значения, как если бы они были просто высказываниями о событиях. Это становится еще яснее, когда мы учтем, что не только ненаступление изолированного события не опровергает вероятностного предложения о нем, но и наступление его не подтверждает этого предложения. Фактически, если это событие происходит, например, только два раза в серии из сотни испытаний, а вероятность, приписываемая этому событию рассматриваемым предложением, была 90 %, мы должны будем сказать, что предложение было ложным, хотя оно фактически наступило. Мы можем поэтому заключить, что даже эта вторая интерпретация вероятности, согласно которой она есть просто добавочная черта, предицируемая о референтах предложений, оставляет истинность научных высказываний и теорий в неприкосновенности, поскольку не заменяет требование «истинности» требованием «вероятности», а только указывает, что мы приглашаемся посмотреть, «истинно ли, что вероятно, что» такое-то событие происходит.8.1.3. Теоретические положения науки не могут считаться истинными, а только обоснованными
Анализ, проведенный на предыдущих страницах, может быть почти полностью принят, не приводя согласных с ним к выводу, что все научные предложения, содержащиеся в принятой теории, истинны. Например, Альвин Димер, почти полностью согласный с различением субстантивного и адъективного понимания «истинности», согласился бы также и с тем, что только адъективное использование, применительно к предложениям, может приниматься в соображение в науке. Тем не менее он утверждает, что не все научные предложения могут считаться истинными согласно этому адъективному пониманию. Следуя тезису, защищавшемуся еще Гансом Рейхенбахом, он говорит, что только предложения эмпирического характера могут считаться истинными, тогда как теоретические предложения в лучшем случае могут считаться только оправданными[404]
. Этот тезис понятен в случае Рейхенбаха, который был довольно грубым эмпириком и отождествлял истинность с неопозитивистским требованием эмпирической верификации, которое, конечно, не может распространяться на теоретические предложения. Это не так легко понять в случае таких людей (как, например, Димер), которые не разделяют этого эмпиристского догмата. Поэтому мы рассмотрим этот вопрос достаточно подробно.