A. Первичной задачей науки должна оставаться ее определяющая цель, т. е. поиск истины, т. е. объективного знания. Эта цель первична в том смысле, что никакие социальные резоны или императивы не могут оправдать отклонения от этого курса и согласиться со скрытием или искажением истины. С другой стороны, это – единственная гарантия, которую общество может получить в том, что оно может положиться на научное объективное знание при решении своих проблем. Даже если в каком-то очень особом случае может показаться, что манипуляции с истиной могут показаться обещающими достижение некоторой конкретной социальной цели, не подлежит сомнению, что цена этого достижения (т. е. утрата веры в надежность науки) была бы слишком велика, чтобы быть компенсированной временным преимуществом. Этим подчеркивается неустранимый аспект обеспечения автономности и независимости науки от общества.
B. Эта автономность полностью совместима со службой, которую наука должна сослужить обществу. Говоря конкретно, эту службу можно понимать как помощь, которую оказывает наука в решении проблем социального характера; и ясно, что самый лучший способ обеспечить эту службу – опираться на здравое и объективное знание. Предрасположение пытаться разрешить эти проблемы можно «стимулировать» соответствующей научной политикой, но лучше всего оно обеспечивается созреванием чувства социальной ответственности в сознании ученых.
С. Все это можно выразить другими словами, говоря, что наука должна быть «социально ангажированной», но не «социально зависимой»; и в этом тоже можно видеть проявление ее внутренней природы. Как мы уже видели, науку одновременно и «делает история», и сама она – «один из факторов истории». В первом отношении современная наука связана со всем ее историческим окружением. Это окружение стимулирует ее и ставит перед ней ее проблемы, дает ей фоновое знание, технические орудия, концептуальные рамки и категории и т. д. Во втором отношении наука двигала историю и делала ее зависимой от своего развития. Этот вклад в развертывание истории является и должен быть «специфическим», а это означает, что лишь в той мере, в какой наука сохраняет свою «идентичность», не растворяясь в общем социальном контексте, может она внести полный вклад в в материальный и духовный рост человечества.
Эти выводы были получены (как мы заметили в начале) при рассмотрении общества как глобальной системы, но мы заметили также, что общество на самом деле не таково (если даже в идеале считать его совпадающим со всем человечеством), поскольку оно не изолировано, но вписано в экосистему нашей планеты. Отсюда следует, что последовательное проведение теоретико-системного подхода не может уклониться от принятия этого в соображение. И это не чисто интеллектуальное требование. Хорошо известно, что согласно некоторым серьезным исследованиям и анализам текущего состояния нашего мира именно рост науки и технологии представляет серьезную опасность для выживания нашего вида, поскольку такой рост наносит ущерб экосистеме. А это значит, что мы действительно имеем основание продолжать применять нашу идею оптимизации, сознавая в то же самое время, что эта оптимизация насквозь зависит от отношения между социальной системой и остальной экосистемой. Говоря конкретно, это значит, что нам следует всерьез рассмотреть тезис, что технологическое развитие, поддержанное научными результатами, привело к ситуации, в которой человек находится на грани уничтожения. Это не результат «плохих способов» применения технологии, а просто результат применения науки и техники. С точки зрения экологии опасность состоит в самой научно-технической системе, а не в тех конкретных вещах, которые она сделала.
Мы могли бы, возможно, надеяться обойти этот вопрос, указав, что он не касается науки как таковой, задача которой ограничивается предоставлением объективного и надежного знания. Но именно такой была позиция защитников абсолютного «нейтралитета» науки, который, как мы показывали на всем протяжении нашего обсуждения, незащитим: наши конкретные проблемы вызваны технологическим развитием, которое в последние 150 лет непосредственно поддерживалось современной наукой; в частности, мы подчеркивали также «консубстанциальность» науки и технологии, которая, особенно в современных обществах, оправдывает выражение «технонаука» (которое мы также время от времени использовали).