Научные сказки периодической таблицы. Занимательная история химических элементов от мышьяка до цинка

Сына Габера от второго брака, Лутца (сокращение от Людвиг-Фриц), всю жизнь преследовала черная слава отца. Он попытался отделаться от мучившего его призрака, написав книгу «Ядовитое облако», которая до сих пор остается одним из важнейших справочников по ведению химической войны. Тем не менее в 1933 г. научно-исследовательский институт Габера в Берлине был закрыт нацистами, и ученый был вынужден вместе с семьей покинуть свою любимую Германию. (Хотя химические таланты Габера, без сомнения, сослужили бы хорошую службу гитлеровцам, и он с готовностью предлагал им свои услуги, наличие у него еврейских предков сделало его кандидатуру неприемлемой для нацистов.) Поначалу Габер намеревался ехать в Палестину, затем решил обосноваться в Кембридже. Однако судьба рассудила иначе: у него не оставалось времени ни на то ни на другое, он умер через несколько месяцев после отъезда из Германии.

Лутц Габер и его сестра Ева Шарлотта остались в Англии. Несколько лет назад я посетил Лутца и Еву в их потрясающе элегантном доме в Бате, где они проживали последнее время. Лутцу было уже около 80, и возраст давал себя знать, что же касается Евы Шарлотты, то она принадлежит к тому типу женщин, которые и в старости сохраняют острый и живой ум. Воспоминания об отце у них обоих очень смутные: помнят какую-то странную игру в шары, то, как они помогали ему подниматься по лестнице, и еще несколько подобных мелочей. Ева вспомнила, как друг семьи Эйнштейн объяснял ей теорию относительности с помощью аналогии с двумя движущимися поездами. Она рассказала мне и о том, как однажды они с Лутцем взобрались по лестнице в исследовательскую лабораторию Габера и случайно разбили аппарат его ассистента, чем привели отца в ярость. Почему Лутц решил написать свой труд? «Я чувствовал, что должен внести свой вклад», – признался он. В «личном предисловии» к книге он дает подробный критический портрет отца: «Воплощение романтической, квазигероической составляющей немецкой химии, в которой патриотизм смешивался с приверженностью прогрессу чистой науки и техники и его прагматическим принципам». Лутц с осуждением пишет о патриотизме отца, «необычном даже в ту эпоху, когда шовинизм, в который он часто выливается, принимался как нечто само собой разумеющееся». Что касается хлора, то, по словам Лутца: «Это было просто самое доступное вещество. Химическая промышленность могла в то время производить хлор быстро и в больших количествах».

* * *

Уилфред Оуэн воспользовался описанием газовой атаки в качестве яркого живописного фона для обличения «старой Лжи» патриотизма в своем самом знаменитом стихотворении о Первой мировой войне:

Как просящие милостыню, сгибаемся вдвое,
Ведьмой Смертью обречены брести сквозь грязь,
Туда, где отдых ждет на постое,
Сними с нас проклятие, старая мразь.
Мы движемся медленно, будто во сне;
Многие без обуви, ноги в ранах;
Мы пьяны усталостью, глухи ко всему, что Вне,
Забыты мечты о прекрасных странах.
«Газы! Газы! Парни, давай быстрей!» —
Как в экстазе натягиваем неуклюжие маски.
Тот, кто не успел, кричит, но уже слабей,
Чем кричал вначале… Похоже, идет к развязке.
Запотевшие стекла, плотный зеленый туман;
Мы как будто тонем в вязком зеленом море.

В моих снах, похожих на страшный обман,

На губах его пена в последнем со смертью споре.

Если бы ты, как и я, в удушливых снах,

Идя за телегой, куда мы его положили,
Мог увидеть безумную боль в побелевших глазах,
Тех, что недавно еще улыбаться любили.
Если бы ты мог услышать как булькает кровь
В порванных легких, то выйдя во фраке к обеду,
Еще раз подумал, прежде чем с пафосом вновь
Наивную юность звать умирать за победу.
И если рассказ мой вызвал печаль во взоре,
Не повторяй еще раз старую ложь:
Dulce et decorum est рro patria mori.[20]