Оуэн изображает последствия газовой атаки чуть ли не с медицинской точностью. На знаменитом полотне Джона Сингера Сарджента «Отравленные газами», завершенном уже после войны в 1919 г., нет тех ужасов, что описаны в стихотворении Оуэна. На его громадной картине запечатлена колонна из 11 бредущих солдат. У всех, кроме человека, возглавляющего колонну, завязаны глаза. Каждый держится за ремень рюкзака идущего впереди. Примерно такая же колонна видна и вдали. Ее возглавляют люди в белом. Вокруг идущих на земле лежит множество других раненых, один из них пьет воду из бутылки, другой прижимает руки к забинтованным глазам. В мрачный плоский пейзаж разнообразие вносят только отдаленные шатры полевого госпиталя. Над всей описанной сценой сквозь зеленоватый туман силятся пробиться солнечные лучи болезненно-желтушного цвета.
В этой картине чувствуется какая-то неувязка. Изображенная сцена удивительно статична, от нее веет каким-то странным спокойствием. Не показаны страдания солдат. Мы не видим ран, шрамов, обожженной кожи, крови. Даже одежда ни у кого не порвана. Ни малейших признаков удушья, о котором пишет Оуэн. Картина была написана вскоре после поездки художника во Францию летом 1918 г. На последнем этапе войны использовался горчичный газ, однако зеленоватый цвет тумана служит намеком на хлор. Художник явно выполнял официальный заказ – воспеть солдатское товарищество и верность. В любом случае он не мог бы изобразить то, что изобразил, если бы на самом деле видел последствия газовой атаки. Его гигантское полотно демонстрирует нам некий фоторобот белокурых арийских героев – возможно, сыновей тех великосветских дам, на портретах которых он сколотил немалое состояние, – и очень напоминает немые героические фильмы той поры.
В светлом, просторном и тихом читальном зале на самом верху Имперского Военного музея я читаю письма, отправленные солдатами домой с Ипра, и обнаруживаю, что одна и та же картина рисовалась разными людьми по-разному. Сержант Элмер Коттон из Пятого Нортумберлендского стрелкового батальона пишет:
Вся равнина вокруг была покрыта на высоту от 5 до 7 футов зеленовато-белым облаком паров хлора… дальше мы прошли перевязочный пункт… прислонившись к стене там стояло примерно человек десять, все они были отравлены газом. Кожа у них почернела, позеленела и посинела, языки вываливались изо рта, а глаза вылезли из орбит. Один или двое уже были явно мертвы, другим, хоть они еще и были живы, вряд ли кто-то смог бы помочь, у некоторых при кашле из легких выходила зеленая пена.
В других письмах говорилось о смятении, произведенном новым оружием («страшный поток серы», пишет пехотинец Джеймс Рэнделл); о неподготовленности союзников (у англичан «в качестве противоядия была только питьевая сода», писал подполковник Вивиан Фергюссон); и о канадской сестре милосердия по имени Элисон Муллино, ухаживавшей за двумя солдатами, «у обоих хлором были сожжены оба легких», врачу же пришлось выйти из палатки – у него началась неудержимая рвота от газа, которым он надышался от своих пациентов.
На едкий характер хлора обращали внимание с момента его открытия. Первым хлор выделил швед Карл Шееле в 1774 г., отметив его зеленый цвет, удушающую способность и отбеливающий эффект, производимый на лакмусовую бумагу и растения. Это открытие он сделал в поисках ответа на важнейший химический вопрос своего времени: все ли кислоты содержат кислород. Было установлено, что хорошо известные кислоты, такие как серная и азотная, кислород содержат. А вот соляная оставалась загадкой. Антуан Лавуазье назвал ее оксисоляной кислотой, полагая, что ее кислотные свойства связаны именно с кислородом. Шееле удалось получить хлор в ходе собственных экспериментов с соляной кислотой. Однако наличие хлора не доказывало отсутствие кислорода. И лишь в 1810 г. Гемфри Дэви подтвердил, что полученный Шееле газ на самом деле представляет собой химический элемент. Он провел реакцию соляной кислоты с незадолго до того открытым им металлом калием и получил хлорид калия и газообразный водород, но никакого кислорода.