Научный вклад психологии и авиационной медицины в профессионализм авиаторов

Последние катастрофы в гражданской авиации отчетливо проявили эти потенциальные угрозы. Что касается 5-го поколения боевых самолетов, они крайне, крайне нуждаются в эргономическом сопровождении со стороны авиакосмической медицины. Это не рассуждения, а 50-летний опыт испытательных научных исследований надежности человеческого фактора.

6. Пилотам до конца жизни снится небо [25]

Психологи, работавшие в авиации и космонавтике, в разное время выдвигали гипотезу, что человек в полете – летчик или космонавт – по-иному, чем на земле, воспринимает себя в пространстве и времени. Однако ученые до 80-х годов прошлого столетия не ставили перед собой задачу объяснить этот феномен через изучение внутреннего мира пилота. Исследовались физиологические функции – как работает организм во внеземной среде обитания, как он борется с перегрузками, гипоксией, перепадами давления и другими физическими воздействиями. Наш сегодняшний собеседник пошел в своем научном поиске основ высокого профессионализма человека, пилотирующего летательный аппарат, гораздо дальше. Его научная школа широко известна, книги, которые он пишет, читают как бестселлеры в разных странах мира. Владимир Пономаренко – генерал майор, доктор медицинских наук, главный научный сотрудник Научно-исследовательского центра авиационной и космической медицины, действительный член Российской академии образования, лауреат Государственной премии СССР, заслуженный деятель науки.

– Владимир Александрович, когда Вы начинали заниматься психологией духовности профессионала в авиации, ни о какой душе, ни о каком духе говорить советским ученым ни в коем случае не полагалось, каково бы ни было их мировоззрение. А Ваши исследования подводили к открытиям чуть ли не мистических свойств человека – как могло сформироваться такое направление мысли у Вас, воспитанного на атеистической философии?

– Я был исследователем, летал вместе с пилотами, вводил в воздухе реальные и очень опасные отказы техники. Задание было не летчика изучать, а решить конкретную медико-техническую задачу: в какой степени система информации обеспечивает его действия во время тех или иных отказов техники. Чтобы разработать потом стандарты – на расположение приборов, на сигнализацию и так далее. Но когда я увидел, как ведет себя летчик, как он в доли секунды принимает спасительное решение и потом не может его объяснить, возник вопрос о резервных возможностях человека. Мы записывали десятки физиологических параметров, фиксировали с помощью приборов все реакции – и не находили никаких следов источников дополнительной информации.

Откуда летчик ее берет, если она не отразилась на приборной доске? А оказывается – берет! И энергетику, и информацию. Некоторые летчики мне прямо говорили: в голову вошло, будто кто-то подсказал, что надо делать. Чтобы понять, что с человеком происходило, надо было войти в его подсознание, в душу, изучить его индивидуальность. Только так можно было найти то, что проявляется исключительно на пике экстрима.

«Как монах отрекается от мира, так и человек, у которого душа с небом, отрекается от суеты мирской. Тянет в небо чувство сопричастности, слитности с небом» (Г. Катышев).