Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

В то же время простая теория полового влечения слишком уж незатейлива. Наши склонности оказываются сложно структурированными. Это становится ясно, если обратиться к различиям между полами. У некоторых крошечных созданий есть всего один пол, и они размножаются путем клонирования. Однако у большинства видов есть два пола: женский и мужской. Соответственно, для воспроизводства половое влечение должно быть сопряжено со способностью к различению: даже самец жабы достаточно умен, чтобы искать себе самку.

Дальше — больше. Одно из достижений эволюционной биологии заключается в том, что она отвечает на некоторые сложные вопросы о половых различиях. Почему особи с пенисами в среднем крупнее и агрессивнее, чем особи с вагинами? Почему особи с вагинами обычно разборчивее особей с пенисами, или почему особи с пенисами часто имеют привлекательную внешность (вспомните богатое оперение павлинов) или специализированное оружие (огромные бивни самцов морских слонов) ?

Такого рода загадки приводили в замешательство Дарвина, но их довольно изящно объясняет теория родительского вклада, разработанная эволюционным биологом Робертом Триверсом в 70-х годах XX века и впоследствии дополненная. Исходное положение: наши тела и сознание настраиваются естественным отбором на достижение репродуктивного успеха, однако идеальные стратегии мужчин и женщин различаются, и эти различия отражают асимметрию между сперматозоидом и яйцеклеткой. Сперматозоиды — крошечные частички, имеющиеся в огромном количестве, — это просто гены и двигатель, доставляющий их к яйцеклетке. Яйцеклетки в сравнении с ними огромны и содержат все необходимые механизмы создания человека. Далее, по стандартной для млекопитающих программе, зачатие происходит внутри тела самки, а родившийся детеныш оттуда же получает пищу. Таким образом, от млекопитающего мужского пола для создания ребенка и передачи генов требуется минимальный вклад — это короткие моменты введения пениса и эякуляции. Для самки же это месяцы и годы. Это огромная разница, потому что пока она выкармливает детеныша, она не может завести другого. В результате один самец может одновременно иметь потомство от множества самок, но не наоборот.

Открытие Триверса состояло в том, что это расхождение определяет разницу между оптимальными репродуктивными стратегиями особей мужского и женского пола. Самки должны быть склонны вкладывать в потомство больше, чем самцы, потому что у них может быть меньше детей и каждый из них значит больше. Следовательно, самки должны быть требовательнее к самцам и выбирать себе партнеров с подходящими генами и — если это возможно у данного вида — готовностью оставаться рядом и защищать их самих и потомство. Самцам выгодно, когда их выбирают самки, и, значит, им приходится соперничать. Они становятся крупнее, сильнее и нередко приобретают новое оружие. Кроме того, они рекламируют себя, отсюда черты вроде хвоста замысловатой формы или особой окраски. Вот почему хвостом может похвастаться самец, но не самка павлина.

Эта теория учитывает и обычные отличия между самцами и самками, но столь убедительной ее делает способность прогнозировать, где должны возникать половые различия, а где — нет. В свете этой теории важны не гениталии сами по себе (нет ничего волшебного в обладании пенисом или вагиной) — просто особи с пенисами вкладывают в потомство меньше, чем особи с вагинами. Отсюда — четкий прогноз: в тех редких случаях, когда вклады самцов и самок равны или вклад самца перевешивает, половые различия должны меняться. Так и происходит. Если у какого-то вида родители вносят одинаковый вклад — потому ли, что они действуют совместно, чтобы защитить чрезвычайно уязвимое потомство (пингвины), или потому, что они лишь извергают сперму и яйцеклетки в воду и потомству после этого забота уже не нужна (разные виды рыб), — возникает равенство полов в физическом смысле и в плане обольщения. Если у какого-то вида самцы заботятся о детях, а самки — лишь анонимные доноры яйцеклеток, то самцы станут вести себя избирательно, а самки будут крупными и агрессивными и приобретут яркое оперение.

Все сложно

А как насчет людей? Джаред Даймонд в своей книге “Почему нам так нравится секс?” приходит к выводу, что человеческая сексуальность в большинстве своих проявлений типична для видов, у которых детеныши формируются в организме матери и о которых заботятся оба родителя. Мы не пингвины, которые ходят парами, однако и не львы, волки или шимпанзе, то есть мы не те животные, самцы которых не знают, кто их дети. (Если ученые интересуются этим, им приходится проводить анализ ДНК, чтобы понять, кто чей ребенок.) Мы где-то посередине.