Ветхий Завет полон подмен. Одна из самых известных историй — о том, как Иаков обманул отца, прикинувшись своим братом Исавом и получив вместо него благословение (правда, здесь нет секса: дело происходит у постели). Когда дочери Лота опаивают его и имеют с ним сношение, это тоже своего рода постельная подмена. Более очевидный пример — когда Фамарь переодевается блудницей, чтобы заняться сексом со своим отчимом. И, наконец, самая известная история: Иаков работает несколько лет на Лавана, чтобы заполучить Рахиль в жены, но в брачную ночь Лаван обманывает Иакова и подменяет одну свою дочь другой: “Утром же оказалось, что это Лия. И [Иаков] сказал Лавану: что это сделал ты со мною? не за Рахиль ли я служил у тебя? зачем ты обманул меня?” (Эта история находит символическое отражение в современной церемонии еврейской свадьбы, когда жених поднимает покрывало с лица невесты, чтобы убедиться, что женится на той женщине, что нужно.)
Постельная подмена отлично иллюстрирует тот факт, что сексуальное удовольствие — это не только физические ощущения. Оно укоренено и в представлениях о том, кто есть кто и что есть что. В этой главе я намерен обосновать, что наш эссенциализм открывает новые значения секса и любви.
Но тут я должен начать с самого начала.
Просто секс
Простая история удовольствия состоит в том, что животные эволюционируют, научаясь наслаждаться тем, что им полезно. Удовольствие — пряник, который направляет их к деятельности, необходимой для воспроизводства.
(А боль — это кнут.) Приятно пить, когда испытываешь жажду, и есть, когда голоден, потому что животные, испытывавшие от этого удовольствие, оставили больше потомства, чем те, кто удовольствия не испытывал.
Эта логика легко применима к сексу. Если одно животное ищет возможность спариться, а второе относится к размножению индифферентно, то при прочих равных условиях у первого будет больше потомков. С эволюционной точки зрения целомудрие сродни генетическому самоубийству: нельзя получить потомство без секса, а секс, как и еда — это такая вещь, над которой надо потрудиться. Он не происходит сам по себе. Таким образом, у нас развилась мотивация, побуждающая искать эту возможность — как и у собак, шимпанзе, змей и многих других созданий.
Концепция естественного отбора здесь не вызывает споров. Есть множество разновидностей человеческой деятельности, адаптационная ценность которых неясна и которые, судя по всему, нельзя прямо сопоставить с поведением особей других видов. Мы вправе усомниться в эволюционных истоках удовольствия, которое доставляют, скажем, музыка, изобразительное искусство или научные открытия (и посвятим этому остаток книги). Многие аспекты секса загадочны. (Женский оргазм — это продукт биологической адаптации или анатомическая случайность? Почему некоторые люди гомосексуальны? Где искать истоки сексуального фетишизма?) Впрочем, удовольствие от сексуальной близости не представляет собой загадки. Наслаждение от секса во многом объясняется собственно сексом, а секс во многом связан с обзаведением потомством. Трудно придумать лучший пример того, как естественный отбор формирует сексуальное желание.
Но этот простой эволюционный анализ дает нам немного. Он мало что говорит о сути этого эволюционировавшего желания. Может быть, сказать просто нечего. Вполне возможно, что у нас развилось половое влечение — некий темный, неясный импульс к поиску полового партнера, вот и все. Один наблюдатель так описал поведение самца жабы.
Если самец видит нечто движущееся, возможны три варианта: “Если это больше меня, я убегаю. Если меньше меня, съедаю. Если того же размера, я с ним спариваюсь”. Если существо, с которым самец совокупляется, не протестует, то, вероятно, оно подходящего вида и подходящего пола.
Обсуждая этот пример, Венди Донигер замечает: “Всем нам знакомы мужчины вроде этой жабы”. Конечно, многие согласятся, что человеческая сексуальность сложнее, даже мужская, но, может быть, эта сложность не имеет отношения к эволюции. В конце концов, мы знаем, что многие проявления сексуальной активности — мастурбация, гомосексуализм, секс с контрацепцией — бесполезны для воспроизводства, так что они не могли возникнуть под влиянием естественного отбора. Возможно, историю человеческого секса лучше объясняют личная история, погружение в культурную среду, свобода выбора.
Я отчасти разделяю этот взгляд. Например, чувства, связанные с сексом и любовью, развились, чтобы дать нам мотив для действий в отношении людей, но (я расскажу об этом ниже) объектами наших сексуальных и романтических чувств могут стать и ненастоящие люди. У людей — и только у людей — секс и любовь перемещаются из реального мира в воображаемый. Это не процесс адаптации. Это случайность, но имеющая глубокое значение.