Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

Все нормальные дети любят играть и притворяться. Типы и частота игр различаются в разных культурах. Ребенок из Нью-Йорка может изображать самолет, а ребенок из племени охотников и собирателей — нет. В 50-х годах американские дети играли в ковбоев и индейцев, а сейчас почти не играют. В некоторых культурах игра поощряется, в других же детям приходится играть тайком. Но игра есть всегда. Неспособность играть и притворяться — это признак неврологических проблем, один из ранних симптомов аутизма.

Специалисты по возрастной психологии давно интересовались тем, насколько хорошо дети понимают различие между игрой и реальностью. Мы знаем, что четырехлетние дети уже довольно тонко это чувствуют, поскольку когда мы прямо спрашиваем их, что реально, а что — нет, они обычно не ошибаются.

А как насчет совсем маленьких? Двухлетние дети изображают животных и самолеты и понимают, когда другие делают то же самое. Девочка видит своего отца, рычащего и крадущегося, как лев, и может убежать, однако она ведет себя не так, как если бы заподозрила в отце льва. Если бы она в самом деле так подумала, то перепугалась бы. Удовольствие, которое дети получают от такой деятельности, было бы невозможно объяснить, если бы они не обладали довольно тонким пониманием того, что игра — это не реальность.

Насколько рано это понимание развивается — открытый вопрос, и на эту тему есть весьма любопытные экспериментальные исследования. Мне лично кажется, что даже у младенцев есть зачатки притворства, и это дано увидеть в обычной жизни. Вот как можно проводить время с годовалым ребенком: придвинуться к нему поближе и подождать, пока ребенок не схватит вас за очки, нос или за волосы. Как только контакт установлен, отдерните голову и зарычите в притворном гневе. В первый раз вы заметите некоторое удивление, может быть, беспокойство, чуточку страха; примите прежнюю позу и ждите, пока ребенок не начнет снова. А он начнет, и тогда снова изобразите удивление. Многие дети находят это уморительным. (Можно вместо этого побороться за ключи.) Но чтобы это сработало, ребенок должен понимать, что вы не разозлились, он должен знать, что вы притворяетесь.

Дети, конечно, не профессионалы в этом деле. Иногда любому из нас трудно отличить дуракаваляние от серьезного поведения, и не следует ожидать слишком многого от существа размером с русский роман. Чарльз Дарвин рассказывал о своем первенце Уильяме: “Когда этому ребенку было около четырех месяцев, я издавал в его присутствии массу странных звуков, изображал загадочные гримасы и пытался выглядеть дикарем; но и звуки, если они не были очень громкими, и гримасы воспринимались как добрые шутки; я в то время приписывал это тому, что их сопровождала — или предшествовала им — улыбка”. Уильяма смогла обмануть няня: “Через несколько дней после того, как ему исполнилось шесть месяцев, его няня притворилась плачущей, и я видел, как его лицо немедленно приобрело расстроенное выражение, а уголки рта сильно опустились”.

Являются ли игра и притворство сугубо человеческими феноменами? Собаки и волки общаются похожим на игру образом и даже могут сигнализировать друг другу, что нападение — ненастоящее, посредством игровых поклонов: животное приседает на передние лапы и держит голову ниже, чем животное, с которым оно коммуницирует. Это значит примерно: “Хочу играть” или “Продолжаем играть”. В широком смысле это сойдет за притворство. Но такого рода игра, вероятно, запрограммирована у животных как способ отработать важные навыки, которые пригодятся в жизни. Им не нужно мысленно кодировать это поведение — на каком бы то ни было уровне — как воображаемую версию реальной борьбы.

Конечно, так иногда бывает и у людей. Когда в парке ребенок и собака бегают вместе, оба могут думать примерно одинаково, то есть почти ни о чем не думать. Но дети могут вести себя умнее. Их воображение настолько гибкое, что любая реальная вещь может рассматриваться как притворство. Вы можете показать ребенку новое действие, вроде разрезания листа бумаги пополам, и потом продемонстрировать притворную версию этого действия (пальцы, как ножницы, разрезают пустое пространство), и если вы сделаете это достаточно ловко, ребенок поймет: вы изображаете, будто режете бумагу. Это может казаться простым, но сомневаюсь, что это поймет любое другое животное.

Метарепрезентация

Держать нечто в голове, рассуждать об этом, эмоционально реагировать, зная, что это нечто — ненастоящее, требует особого умения. Его наличие свидетельствует о способности оперировать метарепрезентациями — представлениями о представлениях.

Чтобы понять, о чем идет речь, рассмотрим простую мысль:

Зонт в шкафу.

Подобные утверждения (высказывания) объясняют человеческие действия. Если идет дождь и вы не хотите промокнуть, то вы можете взять из шкафа зонт, потому что уверены: зонт в шкафу. Нечто в вашей голове соответствует приведенному предложению. Другие животные могут делать подобное. Например, крысы могут оперировать утверждениями вроде:

Еда за углом.