Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

В следующих главах я постараюсь показать, что удовольствие устроено не так. Большинство удовольствий происходят из раннего детства, а не развиваются в ходе социализации. И они свойственны всем людям. Очевидное разнообразие можно рассматривать как вариации одной универсальной темы: так, рисование — культурное изобретение, а любовь к искусству — нет. В разных обществах рассказывают свои истории — на одинаковые сюжеты. Кулинарные вкусы и половые предпочтения различаются, но не то чтобы сильно.

Разумеется, мы можем представить себе культуры, где удовольствие выглядит совсем иначе: где люди для улучшения вкуса вымазывают еду экскрементами и им нет дела до соли, сахара или острого перца; где тратят состояния на подделки, а оригиналы выбрасывают на свалку; где выстраиваются в очередь, чтобы послушать электростатический треск, и морщатся при звуках мелодии. Но это фантастика, а не реальность.

Подытожить вышесказанное можно так: люди вступают в жизнь с ограниченным набором удовольствий, и к нему уже ничего не добавить. Казалось бы, звучит слишком категорично — ведь в мир можно привнести и новые удовольствия. Так происходило с изобретением телевидения, шоколада, видеоигр, кокаина, фаллоимитаторов, саун, кроссвордов, реалити-ТВ, романов и так далее. Но я бы сказал, что мы получаем от всего этого удовольствие, потому что эти изобретения не так уж и новы. Они вписываются — довольно явным образом — в набор удовольствий, которым мы уже обладаем. Бельгийский шоколад и жареные ребрышки — современные изобретения, но они апеллируют к давнему человеческому пристрастию к сладкому и к жирному. Все время возникают новые формы музыки, но существо, биологически не приспособленное воспринимать ритм, никогда не сможет полюбить ее: для него это будет всего лишь шум.

Самая суть

Многие важные человеческие удовольствия универсальны. Но это не проявления биологической адаптации, а побочные продукты психических систем, развившихся ради иных целей.

При рассмотрении некоторых видов удовольствия это совершенно ясно. Многие, например, получают заряд бодрости от кофе, но это не оттого, что в прошлом любители кофе имели больше детей, чем кофененавистники, а оттого, что кофе — стимулятор, а нам нравится стимуляция. Это очевидный пример, но я думаю, что такой подход — анализ удовольствий как побочного продукта эволюции — может объяснить и те более сложные вопросы, на которые мы пытаемся ответить. Ниже я разберу идею, что эти удовольствия возникают, хотя бы отчасти, как случайные побочные продукты “эссенциалистской” работы сознания.

Пример эссенциализма можно найти в рассказе Джерома Д. Сэлинджера, который начинается с того, что один из его любимых персонажей, Симор, читает младенцу даосскую легенду. Князь Му просит своего друга Бо Лэ найти кого-нибудь, кто может подобрать ему лошадь. Бо Лэ рекомендует некоего Гао, князь нанимает его, и вскоре этот Гао возвращается с новостями: есть лошадь, отвечающая требованиям князя; он описывает ее как гнедую кобылу. Князь Му покупает рекомендованную лошадь, но, к своему ужасу, обнаруживает, что это жеребец, черный как вороново крыло.

Разгневанный князь говорит Бо Лэ, что этот так называемый знаток — дурак, не способный даже распознать масть и пол лошади. Бо Лэ, однако, восхищен новостью:

Неужели он и вправду достиг этого? Тогда он стоит десяти тысяч таких, как я. Я не осмелюсь сравнить себя с ним, ибо Гао проникает в строение духа. Постигая сущность, он забывает несущественные черты; прозревая внутренние достоинства, он теряет представление о внешнем. Он умеет видеть то, что нужно видеть, и не замечать ненужного. Он смотрит туда, куда следует смотреть, и пренебрегает тем, на что смотреть не стоит*.

Конь, естественно, оказывается великолепным.

Это история об эссенциализме — концепции, предполагающей, что у вещей есть некая глубинная реальность, истинная природа, которую нельзя узреть напрямую, и что для нас важна именно эта скрытая сущность. Классическое ее определение дал Джон Локк: . бытие какой-либо вещи, благодаря чему она есть то, что она есть... Сущностью вещей можно называть их реальное внутреннее строение... от которого зависят их обнаруживаемые качества”**.

* Пер. Р. Райт-Ковалевой.

Пер. А. Савина.

Это естественный способ придать смысл определенным аспектам мира. Например, возьмем золото. Мы думаем о нем, тратимся на него, говорим о нем, и когда мы делаем все это, мы не думаем (и не говорим) о категории предметов, похожих на золотые лишь внешне. Если выкрасить кирпич золотой краской, он не станет золотым. Алхимия, в конце концов, — дело серьезное. Если вы желаете знать, является ли предмет золотым, вам придется попросить эксперта (может быть, химика) провести нужные тесты для определения атомной структуры материала.