Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке

Политики уже давно подавляют неудобную для них науку. Самый безумный исторический пример – это, пожалуй, принуждение следовать гротескной псевдонауке Трофима Лысенко, чьи идеи, отрицающие генетику и возведенные в культ, стали одной из причин страшного голода, унесшего миллионы жизней в СССР при Сталине и в Китае при Мао[827]. Однако правительству не обязательно быть тоталитарной диктатурой, чтобы в нем процветала антинаука. Политики в демократических странах регулярно угождают своим избирателям, отрицая или искажая научные данные, будь то американские политики, поддерживающие преподавание креационизма, итальянские популисты, выступающие против вакцин, правительство Южной Африки, катастрофически отрицающее связь между ВИЧ и СПИДом, или премьер-министр Индии Нарендра Моди, выдающий нелепые теории о том, что технология использования стволовых клеток якобы была доступна еще в Древней Индии[828]. Даже сравнительно либеральное правительство Шотландии в 2015 году наложило запрет на коммерческое выращивание генетически модифицированных культур, а ведь это решение затруднит исследования и вынудит шотландских фермеров обходиться без технологических достижений, например, в области устойчивости к вредителям. Один политический комментатор высмеял такую политику, призванную защитить “целостность” “чистого и зеленого… бренда” Шотландии (что бы это ни значило), и окрестил ее “дешевым популизмом”, а в открытом письме, подписанном двадцатью восемью научными обществами, она названа “чрезвычайно тревожной”[829]. Все это говорит нам о том, что, независимо от обсуждавшегося нами кризиса воспроизводимости и связанных с ним провалов, политики все равно будут растаптывать науку, когда это может, по их мнению, добавить им избирательских голосов.

Опасение, что аргументы, приведенные в этой книге, могут быть неправомерно использованы для избирательных лицемерных нападок на исследования, не должно останавливать нас от публичного обсуждения кризиса воспроизводимости и связанных с ним проблем. Мы не должны заставлять науку втягивать живот всякий раз, когда за ней наблюдают представители общественности или политики. На самом деле откровенное признание слабых сторон науки – это лучший способ упредить нападки критиков и в целом честно оценивать, как в действительности работает полный неопределенностей научный процесс.

Аргумент о том, что, вынося сор из избы, мы якобы снижаем доверие к науке, кажется еще более несостоятельным, когда мы смотрим на огромное количество бесполезных, вводящих в заблуждение и совершенно неблагонадежных исследований, которые выпускаем в мир. Каждый раз, когда мы позволяем опубликовать ошибочное или явно предвзятое исследование, каждый раз, когда мы пишем очередной дутый пресс-релиз, не подкрепляемый данными, каждый раз, когда ученый выдает популярную книгу, полную внушающих оптимизм, но бездоказательных советов, мы вкладываем в руки критиков науки дополнительное оружие. Я бы предложил исцелить науку – и доверие приложится.

Вопреки порочным стимулам, вопреки публикационной системе, вопреки академическому сообществу и ученым, наука содержит в себе инструменты для самоизлечения. С помощью самой же науки мы можем выяснить, где наши исследования пошли не так, и придумать, как все исправить. Проблема не в идеалах научного процесса – проблема в том, что мы предаем эти идеалы при проведении исследований на практике. Если мы сумеем хотя бы начать приводить практику в соответствие с ценностями, то сможем вернуть все утраченное доверие – и с чистой совестью отступить в изумлении перед всеми чудесными открытиями.

Эмиль Золя определил художественное произведение как “кусок действительности, увиденный сквозь темперамент”[830][831]. Как мы снова и снова убеждались на протяжении всей книги, это определение с равным успехом можно применить и к науке – или, во всяком случае, к тому способу, каким она сейчас делается. Куски действительности, с которыми наука имеет дело, видятся сквозь слишком человеческие темпераменты с их сопутствующими предрассудками, высокомерием, небрежностью и нечестностью. Даже не считая, что наука – всего лишь одна из многих равноправных “истин”, нельзя не согласиться с тем, что это определенно человеческая деятельность, а значит, она несет на себе отпечаток человеческих недостатков.