Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке

Он был далеко не первым, кто это заметил. В 1830 году математик и “отец компьютеров” Чарльз Бэббидж написал свои знаменитые “Размышления об упадке науки в Англии и некоторых его причинах”, где предложил классификацию недугов науки[817]. Там было “подшучивание” (тех, кто придумывает поддельные открытия, которые затем разоблачает, чтобы доказать свою точку зрения), “фальсификация” (наших пресловутых мошенников от науки, которые не собираются раскрывать свой обман), “обтесывание” и “подделывание” (и то и другое соответствует в нашем современном понимании p-хакингу, когда ученые манипулируют данными и наблюдениями, чтобы те выглядели более интересными или точными). Получается, что, хотя современная публикационная система усугубляет проблемы науки, она вряд ли является их первопричиной: эти проблемы с нами уже давно. Вообразите, насколько большего прогресса мы могли бы добиться, насколько больше болезней искоренить или сдержать, насколько больше узнать о космосе, эволюции, клетке, мозге, человеческом обществе, не говоря уже об огромном количестве ложных надежд и тупиковых путей, которых можно было бы избежать, – сделай мы наконец что-нибудь со всеми этими давнишними неисправностями.

Я задумал написать эту книгу, чтобы поспособствовать процессу изменений, “услужить науке”, как выразился в начале своего трактата Бэббидж. Друзья предупреждали его, что критикой научной практики он наживет себе врагов (впрочем, они могли учитывать еще и его довольно сварливый характер)[818]. Когда я рассказывал своим друзьям о будущей книге, их обычно больше беспокоил вопрос доверия к науке: “Не безответственно ли писать что-то подобное? Не сыграешь ли ты на руку тем, кто станет использовать твои аргументы, чтобы оправдать свое неверие в эволюцию, или в безопасность вакцин, или в вызванное человеческой деятельностью глобальное потепление? В конце концов, если фундаментальная наука настолько предвзята, а ее результаты так раздуты, с чего бы обычному человеку верить словам ученых?”

Но рассуждать нужно не так. Во-первых, доверие к науке находится на очень высоком исходном уровне. В рамках исследования Wellcome Global Monitor по всему миру собираются данные об отношении людей к науке и ученым. В общемировой выборке 2018 года в среднем 72 % людей сообщили о своем умеренном или высоком уровне доверия к науке, а в Австралии и Новой Зеландии значения достигали аж 92 %[819]. Разумеется, в некоторых регионах уровень доверия был куда ниже: всего лишь 48 % в Центральной Африке, к примеру, и 65 % в Южной Америке. Но среднее значение высоко, и есть свидетельства тому, что в некоторых странах Запада, таких как Великобритания, отношение людей к науке со временем стало более доверительным[820]. Во всем мире люди очень уважают науку, и, хотя уровень доверия к ней может немножко снизиться, когда люди услышат о каких-то ее системных проблемах, маловероятно, что наступит резкое катастрофическое падение[821]. По моему мнению, ученым нужно усерднее работать, чтобы заслуживать доверие. Мне неизвестны репрезентативные опросы на эту тему, но я уверен, что непрерывная шумиха в средствах массовой информации вокруг раздутых утверждений о научных или медицинских прорывах, равно как и конвейер противоречивых, ненадежных результатов из областей вроде эпидемиологии питания, воздействует на доверие к науке разрушительнее, чем сколько угодно дискуссий о кризисе воспроизводимости.

Впрочем, что важнее, серьезный и глубокий взгляд на науку не подразумевает беспрекословного доверия. Он емко выражен в девизе Королевского общества Великобритании: nullius in verba, “не верь ничьим словам”. (Практически та же мысль выражена в русской поговорке, которую любил употреблять Рональд Рейган во время переговоров в период холодной войны: “Доверяй, но проверяй”.) В этом концепция открытой науки, и та же по сути идея лежит в основе мертоновских норм коллективизма и организованного скептицизма: нужно как можно меньше полагаться на бездумное доверие и открывать миру как можно больше проверяемых, верифицируемых, тестируемых доказательств. Есть такая фраза: “На самом деле никакой альтернативной медицины не существует, есть только работающая медицина и неработающая”[822]. Аналогично не существует, в общем-то, никакой “открытой” науки – есть наука, а есть какая-то неведомая, закрытая, недоступная для проверки деятельность, которой занимаются научные сотрудники, и вам остается лишь слепо верить, что они делают все правильно.