Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке

Пока я писал эту книгу, астрофизики получили первую “фотографию” черной дыры[806]. Медицинские генетики объявили, что семеро детей с тяжелым иммунодефицитом, которые вынуждены были жить в изоляции, чтобы не подхватить какую-нибудь распространенную – но для них смертельную – инфекцию, благодаря генной терапии, похоже, излечились; а генная терапия при муковисцидозе показала результаты, позволяющие надеяться, что она будет помогать 90 % людей, страдающих этим заболеванием[807]. Специалисты в области здравоохранения отчитались о том, что у ВИЧ-положительных гомосексуалов, принимающих новейшие антиретровирусные препараты, вероятность передачи вируса сексуальному партнеру “фактически равна нулю”[808]. Инженеры телепортировали информацию внутри алмаза с помощью квантовой запутанности[809]. Ученые ввели наночастицы в глаза мыши, наделив их способностью видеть в инфракрасном диапазоне[810]. Все это настоящие чудеса, и их появление в ряду научных и медицинских открытий постоянно напоминает нам, что наука – одно из величайших достижений человечества.

По крайней мере, это должны быть чудеса. Нам следует гордиться ими. Но у знания обо всех изъянах науки, обсуждавшихся в этой книге, есть удручающее следствие: мы можем начать подозрительно относиться к любому и каждому новому результату, зная, что поток научных открытий далеко не чист. Примерно в то же время, когда были сделаны достижения, описанные выше, Служба по обеспечению добросовестности в научной практике США заключила, что медицинский исследователь из Университета Дьюка фальсифицировал данные тридцати девяти опубликованных статей и более чем шестидесяти грантов на общую сумму свыше двухсот миллионов долларов[811]. Обнаружилось, что профессор генетики так “беспутно” руководил своей лабораторией в Университетском колледже Лондона, что из нее вышли предположительно десятки жульнических статей, однако же он отказался уволиться или взять на себя какую-либо ответственность[812]. В нашумевшем исследовании по психологии, опубликованном в Science, заявлялось, что у консерваторов физиологические реакции (например, на резкие звуки) сильнее, хотя оно не воспроизвелось на куда большей выборке, а журнал – что более или менее точно повторяет историю нашей провалившейся попытки воспроизвести экстрасенсорную работу Бема – с порога отмел повторную статью[813]. Новый алгоритм, борющийся с плагиатом, обнаружил свыше семидесяти тысяч статей на русском языке, которые были опубликованы как минимум дважды, а какие-то из них появлялись во многих разных журналах – числом до семнадцати[814]. Один из самых высокоцитируемых исследователей в мире, американский биофизик, был изгнан из редакционной коллегии биологического журнала, когда обнаружилось, что он регулярно принуждал авторов, чьи статьи редактировал, ссылаться на его собственные публикации (иногда на более чем пятьдесят за раз), что очевидным образом обеспечивало ему резкий скачок числа цитирований[815].

Мы не можем просто дивиться новым научным достижениям, ведь нам известно, что надежные, воспроизводимые результаты идут рука об руку с тьмой ошибочных, предвзятых, вводящих в заблуждение и фальсифицированных исследований. Нефролог Драммонд Ренни в 1986 году прекрасно выразил эту мысль:

Любой человек, кто много и внимательно читает журналы, вынужден признать, что едва ли есть какие-либо препятствия к выходу публикации. Похоже, нет исследования настолько бестолкового, гипотезы настолько заурядной, ссылок на литературу настолько пристрастных или сосредоточенных на самом авторе, дизайна эксперимента настолько извращенного, методов настолько негодных, изложения результатов настолько небрежного, невразумительного или противоречивого, анализа данных настолько необъективного, аргументации настолько несвязной, выводов настолько пустяшных или необоснованных, а грамматики и синтаксиса настолько плачевных, чтобы соответствующая статья не могла быть в итоге опубликована[816].