Читаем Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке полностью

Если мы снизим градус хайпа вокруг новых результатов и начнем смиреннее относиться к тому, что знаем, наука может сделаться скучнее – однако скучное, но достоверное должно побеждать захватывающее, но неосновательное практически при любых обстоятельствах. Как публикация большего количества отрицательных результатов и исследований-повторений – это более надежный способ увеличивать наше общее знание, так и осознание предварительности и неопределенности самой природы исследований – это в долгосрочной перспективе лучший способ в полной мере оценить науку. Давайте работать над тем, чтобы не поддаваться неофилии, сорочьей падкости на блестящие результаты исследований и вместо этого ценить результаты, которые убедительны, даже если прямо сейчас они и не столь захватывающи. Иными словами, давайте снова сделаем науку скучной[800].

Но не слишком скучной. Наука только преимущественно развивается постепенно; мы не хотим, чтобы при изменении стимулов маятник отклонился слишком далеко в противоположную сторону, отбивая у ученых желание дерзать, идти на риск с новыми смелыми, неожиданными идеями и заниматься изысканиями, которые нет-нет да и приводят к крупным открытиям. Фокус будет состоять в том, чтобы найти оптимальный баланс между нашим новым, “пошаговым” отношением к знанию и пониманием, что иногда прожектерские исследования эксцентричных персонажей в духе Булеза действительно дают огромную отдачу[801]. Эти точки зрения примирить легче, чем кажется: не только нельзя оспаривать тот факт, что унылая сосредоточенность на публикациях и цитированиях сдерживает необычные поисковые исследования, которые могли бы привести к революционным достижениям[802], но и описанные в этой главе виды реформ сделают новые результаты более осмысленными, разграничивая игру случая (или человеческой предвзятости и подачи под нужным углом) и подлинные волнующие зацепки, которые могут подсказать нам следующее значительное открытие.


Вообще в научном поиске есть определенное благородство – когда ученый следует мертоновским принципам универсализма, коллективизма, бескорыстности и организованного скептицизма в искреннем стремлении к истине и знаниям о мире. Но все эти добродетели подвергаются коррозии в системе, поощряющей возмутительное раздувание результатов, ревностную охрану данных, халатное срезание углов, бесстыдную погоню за престижем и безобразное мошенничество. Если нам удастся обучить новое поколение исследователей придерживаться мертоновских норм и в то же время сдерживать поток стимулов, который толкает в противоположном направлении, мы, возможно, сумеем спасти науку от себя самой.

Разумеется, потребуется некоторое время, чтобы убедить научное сообщество попробовать претворить в жизнь намеченные в этой главе идеи. Нам нельзя быть в таком вопросе догматиками: это ненаучно само по себе, да еще и разные области науки нуждаются в разных реформах – не существует единого, универсального решения[803]. Мы должны действовать осторожно, экспериментируя с новыми методами работы и собирая о них информацию, а не крошить существующую систему, навязывая реформы неким постановлением.

В идеале метанаучные доказательства, приведенные в этой книге, должны убедить почти любого читателя в том, что с наукой все совсем не в порядке и назрела острая необходимость в изменениях. Но даже если вы считаете, что говорить о “кризисе” – слишком большое преувеличение, у меня в арсенале остался еще один, последний аргумент[804]. Вот он: все реформы, которые мы обсуждали в этой главе, принесли бы науке пользу, даже если бы кризиса воспроизводимости и не было. Тут мне вспоминается классическая карикатура Джоэла Петта на тему изменения климата из газеты Lexington Herald-Leader:



Переиначу текст с этой карикатуры (надеюсь, Петт меня простит), чтобы дать ответ сомневающимся:


Открытость. Прозрачность. Улучшенная статистика. Предварительная регистрация. Автоматизированная проверка ошибок. Хитроумные методы отлова мошенников. Препринты. Более эффективная практика найма. Новая культура смирения. И прочее и прочее. А вдруг кризис воспроизводимости – это большая мистификация и мы напрасно создаем лучшую науку?

Эпилог

Не надо лгать – и победите черта[805].

Уильям Шекспир “Король Генрих IV (Часть первая)”, акт 3, сцена 1
Перейти на страницу:

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука