Стоянка была пуста: черное холодное кострище, примятый лежкой снег, собачье дерьмо, окурки и рваный целлофан – все, что осталось от недавнего ночлега.
– Ведьма с окотом дальше на ходке укатила. А мент дугу заложил и обратно повернул. – Григорий вытряхнул ледяную крупу из ботинок. – Разминулись мы с ним, братцы.
– Как он мне дорог уже, – подал голос Петр. – Слышь, Евсей, может, покемарим часок? Егорка, вон, с закрытыми глазами ходит.
Евсей не ответил, сказал вместо этого:
– Вставай. Посоветоваться надо.
Петр заколотил тлеющую сигарету в наст и, кряхтя, опустил с рюкзака закинутые ноги.
Евсей оглядел куцый хоровод:
– Ну, что решаем, братцы?
– По мне – так сперва с этим поквитаться надо, – кивнул на следы армейских ботинок Петр.
– Ты, Гринь?
Григорий смотрел куда-то в сторону, в туман, и вопроса будто не расслышал.
– Ты как? – повторил Евсей.
– Там вроде, – начал он, целя дрожащим пальцем за плечо, но вдруг замешкался, – есть кто-то.
Хоровод распался. Пятеро уставились в неясное пятно. Сгусток тумана на мгновение стал плотнее, вытянулся, но вдруг задрожал и расплавился, потек вниз, лег невесомым покрывалом на снег.
– Господи, прости. – Григорий перекрестился. – Померещилось.
– Так за кем пойдем-то? – голос Евсея выдернул всех из оцепенения.
Григорий сглотнул шершавый комок, прочистил горло:
– Ходку нам все одно не нагнать, а доброхота ментовского попытаем, куда он подружек своих пристроил.
Выходило три к двум, и спрашивать у остальных Евсей не стал.
– Значит, пойдем за ментом, – подытожил он. – Пять минут. Оправиться – и ходу.
Прежде чем закинуть за спину рюкзак, Егор пристально посмотрел на брата.
– Я Олю видел, – проронил он. – Нашу Олю, – голос Егора задрожал. – В том платье, в котором ее схоронили. То, с высоким горлом, чтобы…
Гаврила отвел глаза.
– Это тебе с недосыпа привиделось, Егор. Так бывает.
15
Коровник
Длинное приземистое здание коровника на краю заснеженного поля выглядело затаившимся хищником. Косые лучи утреннего солнца с натугой пробивались через призму Колпака и красили в кирпично-лимонный глухие бревенчатые стены. Туман скользил меж колосьев невесть когда посеянной пшеницы, вился у фундамента, и от этого казалось, что здание живет, дышит, и уже и не здание это вовсе, а гигантская рептилия, выбравшаяся из реки на кручу; древняя ящерица, в напряжении приникшая к земле – готовящаяся к атаке, ощетинившаяся гонтом просевшей кровли и уже раскрывшая пасть черным проемом упавших ворот. Следы беглеца исчезали в ее темной глотке.
– Я б на его месте тут засаду сделал. – Петр вставил в рот сигарету и чиркнул спичкой. – Там же как в тире. Встал бы в дальнем конце и пошмалял всех.
– Может, обойдем и разом вдарим? – Григорий покосился на припорошенное снегом поле. Ровные ряды одинаковых, словно отлитых по одному слепку колосьев уходили за горизонт по обе стороны от входа в коровник.
Евсей покачал головой. В сердце третьего круга посреди бесконечных снегов любой шаг с проторенной кем-то тропы грозил вечным скитанием.
– Стойте здесь. – Евсей снял «глок» с предохранителя и двинул к дверному проему.
Метра за три до порога его нагнал Егор:
– Батя, давай я.
Евсей хотел было спустить собак на молодого, но, натолкнувшись на упрямый взгляд, передумал.
– Руками там ничего не трогай, Егор Гаврилыч, – прижался Евсей спиной к шершавым бревнам. Взял на изготовку пистолет.
Егор кивнул и шагнул внутрь. Сделал пару шагов и охнул – стойла в коровнике были заняты. Целя кривыми рогами в Егора, стояли по обе стороны прохода мертвые коровы, пялились ввалившимся глазницами, белели костями сквозь прорехи в обтянувших скелеты шкурах. Егор утер выступивший разом пот и на ватных ногах пошел дальше.
Проход заканчивался у двери, прислоненной к косяку. Сквозь небольшую, в ладонь, щель виднелся обрыв и далекий, укутанный туманом левый берег реки.
– Чисто, – крикнул Егор и неуверенно добавил, – вроде.
Снаружи раздался Евсеев посвист, и по деревянному полу загрохотали ботинки.
– Рога и копыта, – мрачно выдал Петр и втянул стоялый воздух. Пахло тленом, пылью, лежалым сеном и чем-то смутно знакомым. И это что-то знакомое беспокоило.
– Ну-ка в стороны, братцы. – Евсей поднял резинострел и отступил от двери на шаг, примерился.
Петр не слышал удара. Он, как в замедленной съемке, видел, как падает, опускается мостом у ворот средневекового замка дверное полотно, тянутся миллиметр за миллиметром, дребезжат свежей паутиной толстые лески, уходящие под потолок. Петр не слышал удара, потому что все это время кричал одно слово, слово с таким знакомым запахом – «пи-ро-кси-лин».
Вокруг разом грохнуло. У двери, вдоль стен, спереди и сзади расцвели алым бутоны огня. В нос ударило серой. Вспыхнули забросанные до поры сеном пороховые дорожки.
Петр рванул вперед и с силой толкнул Евсея в сторону. Давным-давно вполовину оглохший, он не услышал, он кожей почувствовал, как тренькнуло дважды и в унисон зажужжало.
За упавшей на снег дверью стоял человек в серой милицейской форме. В руках он держал арбалеты.