Рядом дернулся, захрипел Егор. Царапая пробитое стрелой горло, он повалился на спину, приложил об пол рюкзак. Там глухо хлопнуло, и в мешанину запахов резко ворвалась вонь керосина. В долю секунды лужа коснулась огня. Взметнулось пламя. Прелое сено занялось, повалил черный дым. Сиреневое пламя объяло хрипящее тело.
Схватив одной рукой Евсея за шиворот, а второй – пытающегося сбить пламя с Егора Гаврилу, Петр вывалил на улицу.
Словно волк за кроликом егерь мчал за ментом. Когда до края обрыва оставалось метра полтора, кролик прыгнул. Приземлился комком и кубарем покатился вниз по склону. Не сбавляя ходу, Григорий двинул следом и вдруг провалился по пояс в снежную крупу. Боль тупо ударила под колено и обожгла голень. Заточенный кол, присыпанный рыхлым снегом на дне ямы, пропорол ногу.
– Как? – подоспел Петр.
– Возьми его, уйдет! – Григорий махнул рукой. Серая форма отчетливо виднелась на льду реки.
Рычащий Гаврила промчался вниз, не останавливаясь. За ним бежал Евсей.
Мент вдруг затормозил, размахивая руками, развернулся и побежал наискось к берегу.
– Ледок не проверил, сука. – Петр хищно улыбнулся. Отсюда, с высоты обрыва, было видно, что мент в западне.
Вниз по течению льда не было и в помине. А долину рассекал поперек широкий черный разлом. Вода, вместо того чтобы обрушиться в бездну, мириадами радужных струй перелетала на другой край разлома и снова превращалась в реку. Воздух над расселиной дрожал и плавился.
– Ковыляй следом, он уже наш! – хлопнул Петр Григория по плечу. – Отбегался, краснопогонник, – ощерился он и рванул по склону наперерез менту.
16
Разлом
С того момента, как ходка скрылась в тумане, унося Анастасию и девочку, на Равиля снизошло полное, абсолютное спокойствие. Фуфайка с начесом, оставленная ему Нанаем, пахла несвежей рыбой, зато была восхитительно теплой. Не стало холода, а вместе с ним как будто отступила и темнота.
Ковыляя по неглубокому снегу к своим Фермопилам, Шериф с каждым шагом все больше превращался в функцию. В карающий меч закона, неотступное и неотложное правосудие. Тень Резеды, скользящая то сбоку, то за плечом, лишь придавала ему отчаянной уверенности – не столько в успехе начатого, сколько в необходимости.
Рассыпая по стойлам Коровника незаметные дорожки пороха, прыгая через вбитые под снег колья, проламывая тонкий, слишком тонкий лед у берега реки, наконец, стоя у края бездонного разлома и глядя, как приближаются, надвигаются люди Проклятого Атамана, мало похожие на людей, лейтенант Шарипов не испытывал сильных эмоций. Он стоял лицом к преследователям и восстанавливал дыхание после долгого бега.
Тумана здесь не было и в помине. Образ Резеды преломлял желтый утренний воздух, и Равиль мог разглядеть радужный контур ее фигуры над зеркалом воды.
Хрустальные струи уносились у него за спиной через провал, на другом краю которого опять собирались в реку.
– Лейтенант Шарипов, Птушковское отделение внутренних дел, – крикнул он, когда беспалые подошли совсем близко. – Приказываю сложить оружие и проследовать за мной.
Первый из преследователей, судя по облику – сам Атаман, поднял руку, наведя на Шерифа толстостенный ствол керамического пистолета.
Не дожидаясь выстрела, Равиль прыгнул в воду, прямо под ноги Резеде. Резиновая пуля настигла его на лету, цветок боли распустился в спине – ни вдохнуть, ни выдохнуть, но ледяная вода, вместо того чтобы заполнить легкие, расступилась, рассыпалась круглыми блестящими каплями. Он забарахтался в невесомом, летящем потоке, видя сквозь искрящиеся брызги, как проносится внизу черная бездна разлома.
Шлейф разрозненных капель снова собрался воедино, в стремительную полноводную реку, и Шерифа ударило, закрутило, накрыло с головой. Хватая ртом то безвкусную ледяную воду, то сладкий загустевший воздух, он выгреб к пологому песчаному берегу. Только тогда обожгло холодом – да так, что клацнули зубы.
Четыре размытые фигуры на другом краю разлома – воздух над бездной дрожал, как над раскаленным асфальтом, – топтались в нерешительности. Что, бойцы, стремно?
Немота разлилась под лопаткой, протянула щупальце в плечо. Стоя по щиколотку в воде, левой рукой Шериф отстегнул от пояса размокшие хлопушки, отбросил в сторону. Огляделся.
Противоположный берег прятался в тумане – неестественном, будто по линейке отчерченном молочном барьере.
На том берегу, куда выбрался Шериф, сколько хватало глаз, тянулся заболоченный луг. Кочки, заросшие остролистой зеленью, и проплешины темной застойной воды складывались в сложный геометрически правильный узор. Идти туда было нельзя.
Вниз по течению Летянки, метрах в трехстах, над водой покачивался навесной мостик, втыкающийся в туманную пелену. Кто мог построить его и когда? И зачем? В четвертом круге не сохранилось жизни, здесь некому и не для кого возводить подобное.
Значит, оставалось просто идти по берегу, пока обстановка не сменится на более благоприятную.