Наверно это сон

Эта непонятная частота визитов, нетерпеливое ожидание их и вообще странное поведение Берты возбудили не только любопытство Давида и матери, но и молчаливое, никак не выражаемое вслух удивление отца. На осторожные расспросы матери тетка сначала отвечала, что над ее зубами ведется тонкая и таинственная работа, деликатная обработка и пригонка. Конечно, призналась она со смешком, если б она настаивала, ту же самую работу можно бы легко сделать и за два визита, вместо четырех, но она предпочитает ходить туда как можно больше. Там так приятно бывать, — объясняла она. Боли почти не было или было так мало, что о ней и не стоило упоминать. "Человек привыкает к страданиям", — философствовала она.

И, кроме того, приемная, где ждали пациенты, была такая уютная, и люди так хорошо говорили по-английски, что находиться среди них было и приятно, и полезно. К тому же жена доктора Гольдберга выходила в приемную поболтать с ними на "фантастически правильном английском" И, что особенно было приятно, миссис Гольдберг, разговаривая на превосходном английском, продолжала делать какую-нибудь работу по дому, нарезая лапшу или мешая тесто для кекса. Тетка как-нибудь покажет матери, как делать кекс. И, конечно, нужно было выглядеть прилично. Она, миссис Гольдберг, познакомила тетку с прекрасным человеком, хотя он и из России. Он делает ножные протезы для детей. Его имя, между прочим, Натан Стернович, и он такой веселый!

Некоторое время об этом ничего больше не говорилось. Однако в пятницу вечером тетка решила посвятить мать в свои тайны. Это был один из тех вечеров, когда кабинет дантиста был по случаю субботы закрыт, и тетка осталась дома. Она молчала до половины девятого, пока отец не ушел спать и из-за двери спальни не послышалось его ровное дыхание. На счастье Давида ему разрешалось по пятницам и субботам ложиться в девять и даже позже, так как на следующее утро не нужно было идти в школу. Он все слышал. Было это, когда мать показывала ему извилистые границы Австрии на карте учебника, который они еще не начали проходить в школе. Она со смехом сообщила ему, что Вельиш — такая маленькая точка, что они вряд ли увидят ее на карте, если даже вдобавок к свечам зажгут газовую горелку. Вдруг тетка прочистила горло и произнесла:

— Ну, Геня, твой муж уснул.

В ее тоне была такая настороженность и нервозность, что Давид и мать подняли головы. Тетка задумчиво теребила пальцами свою рыжую корону. Мать посмотрела на нее и на дверь спальни.

— Уснул. Ну и что?

— Я не пойду к дантисту завтра, — сказала тетка. — Уже давно туда не хожу. Не каждый раз, по крайней мере. Я хожу держать компанию.

— Что? — мать свела брови. — Что ты делаешь?

— Держу компанию. Пора бы тебе подучить себя английскому языку. Это значит, что у меня есть ухажер.

— Тогда слава Богу! — засмеялась мать. — Кто... А, я знаю! Этот Стернович!

— Да. Я тебе говорила о нем как-то. Но я не хочу, чтобы он знал, — она предупреждающе кивнула в сторону спальни. — Он был бы счастлив, если бы все развалилось. Поэтому я ничего не говорила.

— Ты слишком резка с ним, Берта. Он не желает тебе ничего плохого. Правда, не желает. У него такой характер. Так будет всегда.

— Хорошенький характер, — с ненавистью подхватила тетка, — в земле ему место...

— Ах, Берта! Ша!

— Да, давай не будем слишком много говорить. Он может услышать. И, кроме всего, он твой муж. Но ты ему не скажешь? Пока все не уладится. Обещаешь? Помни, я хорошо хранила твои секреты.

Эти слова всколыхнули в Давиде волну любопытства. Секреты? Его матери? Подняв голову, увидел яркие розы на ее щеках. Их глаза встретились Она молчала.

— Прости меня, — заторопилась Берта, — правда я не хотела... Я не хотела быть такой... такой грубой! Пусть у меня язык отвалится, если я хотела обидеть тебя!

Мать быстро глянула на дверь спальни и вдруг улыбнулась.

— Ничего, я не обиделась.

— Так ли? — все еще смущенно спросила тетка.

— Да, конечно!

— Но ты так покраснела. Я думала, что ты рассердилась, — ее голос снизился до шепота. — Это из-за Альберта?

— Нет, — спокойно ответила мать, — ничего подобного. Сын посмотрел мне в глаза.

— Ох! — успокоилась Берта. — Я думала, что... — и она строго посмотрела на Давида. — Ты слушаешь, жулик?

— Что? — его глаза рассеянно оторвались от книги, скользнули по теткиному лицу и опять опустились.

— Ах! — Берта отмахнулась от тревог сестры. — Он мечтает о Вельише, маленький дурачок.

— Я не уверена, — засмеялась мать. — Но о чем ты говорила? Кто он? Протезист?

— Да. Детский протезист. У него хорошая работа, и он много зарабатывает. Но... — она неистово зачесала голову, и фраза повисла в воздухе.

— Ну, что тебя беспокоит? Он некрасивый? Что?

— Ах! Ты веришь в любовь?

— Я? — улыбнулась мать. — Нет.

— Нет? Скажи это своей бабушке. Ты читала все немецкие романы в Австрии. Знаешь что? С тех пор как я здесь, я ни разу не видела, чтобы ты читал книгу.

— У кого есть время даже на газету?