Наверно это сон

— Нет! Нет!

— Ага! — он не обращал никакого внимания на возражения Давида. — Я понимаю...

И не успел Давид сдвинуться с места, как тяжелые руки ребе упали на него и потащили к плетке.

— Мерзавец! — ревел ребе, — ты забрался, чтобы стащить мои указки!

— Нет! Я их не трогал!

— Это ты крал их и раньше! — заглушил его ребе. — Хитрец! Я думал, что ты не такой! Сейчас ты получишь! — он протянул руку за плеткой.

— Нет! Я пришел за книгой! Синей книгой, в которой уголь! Человек и уголь!

Не ослабляя своей железной хватки, ребе опустил плетку.

— "Человек"! Уголь"! — Ты хочешь одурачить меня? — но неуверенность уже закралась в его голос. — Перестань орать!

И таща за собой Давида, он выдернул ящик стола, в котором хранились указки. Одного взгляда было достаточно. Он задвинул ящик обратно.

— Какой человек? Какой уголь?

— Здесь в книге! Человек, к которому притронулся ангел. Мендель читал. Исайя! — Имя неожиданно вернулось к нему: "Исайя!"

Ребе посмотрел на книгу, словно хотел испепелить ее взглядом, потом его глаза медленно поднялись к лицу Давида. В тишине его затрудненное, астматическое дыхание было громким, как храп.

— Скажи мне, ты забрался сюда только затем, чтобы читать книгу? — его пальцы на плече Давида ослабли.

— Да! Про Исайю.

— Но что ты от нее хочешь? — Он развернул ладони, как бы подчеркивая весомость вопроса, — ты можешь понять хоть слово хумаша?

— Нет, но я помнил, и я... я хотел прочесть.

— Зачем? — Из-под его котелка, сдвинутого на затылок непроизвольным жестом, показался черный краешек ермолки. — Ты что, спятил? Не мог подождать, пока я приду? Я бы сам заставил тебя начитаться вдоволь.

— Я не знал, когда вы придете.

— Но почему ты хотел прочесть? И почему такая спешка?

— Потому что я видел уголь, как у Исайи.

— Какой уголь? Где?

— Там, где вагонетки. На Десятой улице.

— Вагонетки? Ты видел уголь? — Ребе закрыл глаза, совершенно сбитый с толку.

— Да. Там сильный свет внутри, за дверцами!

— Что! За дверцами? Ты видел свет за дверцами? Чтоб постиг тебя черный год!

Вдруг он остановился. Его лоб потемнел. Его борода задралась вслед за откинутой назад головой.

— Ха! Ха! Ха! Ха! — Трескучие залпы смеха вдруг вырвались из пещеры рта под усами.

— Ха! Ха! Ха! Ой! Ха! Ха! Ха! Надо же такое сказать! — Быстрым взмахом руки он надвинул на голову соскальзывающий котелок. — Он видел свет! Ой! Ха! Ха! В топке! Ой! Ха! Ха! Я лопну, как селедка! Вчера он слышал кровать в громе! Сегодня ему является видение в мусорной топке! Ой! Ха! Ха! Ха!

Прошло много времени прежде, чем ребе угомонился.

— Дурак! — выдохнул он, наконец, — иди и бейся головой об стену! Божественный свет не горит там, где сжигают мусор...

Пристыженный, и все же успокоенный, стоял Давид перед ребе, глядя в пол. Ребе не знал так, как знал он, что это был за свет, что он значил и что он ему раскрыл. Но он больше ни о чем не будет рассказывать. Достаточно и того, что свет спас его от наказания плеткой.

Коротко и мрачно хмыкнув, ребе двинулся с места и повесил пальто и котелок на гвоздь. Вернувшись, он ущипнул Давида за ухо.

— Садись и читай, дурачок, — приказал он снисходительно. — И если ты еще раз заберешься в хедер, когда меня здесь нет, тебя ничто не спасет, даже свет.

Давид устроился на скамейке. Ребе вытащил потрепанную книгу и выбрал себе указку.

— Начинай! — сказал он.

Изо рта Давида полился беспрерывный, хаотический поток звуков. Они казались такими смешными! Рябь смеха задрожала в его животе. Он увеличил скорость чтения, чтобы не засмеяться. Но рябь превратилась в волны. Огромная радость билась в его горле. Быстрее!

— Ну-у! — Ребе схватил его за руку. — За тобой что, дьявол гонится? Что ты несешься, как уголовник!

Невероятным усилием Давид сбавил скорость. Короткий смешок пробился сквозь его губы.

— Дурак! Ты над чем смеешься, а? — но странным образом губы ребе, прикрытые бородой, тоже вытянулись в легкой улыбке. — Читай, — проворчал он, — пока не получил по уху.

Давид нагнул голову, укусил себя за губу так, что зубы чуть не лязгнули, и продолжил чтение.

Волны смеха, плескавшиеся в нем, стали такими мощными, что он чуть было не потерял сознание, сдерживая их. У него на лбу выступил холодный пот. Он боялся, что взорвется, если не даст выхода своему разраставшемуся веселью. Почти потеряв сознание от напряжения, он закончил страницу и умоляюще посмотрел на ребе.

— Ну, иди! — тот опять ущипнул его за ухо. — Поиграйся еще с этой топкой, — погрозил он пальцем, — и тебе только смерти не будет хватать ко всем твоим несчастьям. Твоей матери следовало бы...

Но Давид уже бежал, смеясь, к двери. Он выскочил во двор и едва успел добежать до ворот, как приступ смеха прорвал все преграды. Там, прислонившись к стене, он хохотал, пока глаза и штаны не стали мокрыми, пока он не смог стоять более и, смеясь, упал на землю, катаясь с боку на бок.

— Ги-и! Смешно! Ой! Смешно! Ох! Я писаю! Ой, смешно! Ой!