Наверно это сон

— Ты лучше верни ему указки, — посоветовал Ицци. — Он мне однажды дал по заднице, гад! И Срулю тоже — бах! Он сумасшедший. Ставлю миллион долларов — они на Авеню Д.

Они повернули за угол. На тротуаре сидели все они.

— Видишь? Говорил тебе, — и он бросился вперед, таща Давида за собой. — Эй, братва!

— Эй, Ицци! — ответили они хором.

— Дайте сесть настоящему парню, ну-ка!

— Пусть сядет! — И они начали толкаться, освобождая место рядом с Куши.

Давид застенчиво приблизился и стал сзади.

— Ну, где ты был? — спросил Куши.

— Мы ходили с матерью, — сообщил Ицци, — и мы купили ботинки, самые лучшие на Ист-Сайд. Вы еще увидите. С кнопками и с плоскими носками для футбола. Он хотел три доллара, но мать велела мне сказать "Фу! Это плохие ботинки!" И он отдал за два. А потом я ходил в хедер.

— А я люблю с острыми носками, — сказал кто-то из ребят, — легче бить по жопе!

— Ха! Ха! Хо! Хо! — понимающе загоготала компания.

— А потом не вытащишь ногу из дырки, — холодно возразил Ицци, — что же в этом хорошего?

— А я больше люблю кеды, — сообщил еще кто-то незначительный, почти в конце ряда, — в них лучше бегать.

— А вы где были? — спросил Ицци, не обращая на того внимания.

— Мы? — Куши важно помолчал. — Мы видели канарейку.

Собравшиеся фыркнули, как будто это была двусмысленная шутка.

— Какую канарейку?

— Расскажи ему, — предложил кто-то.

— Я тоже там был! — вставил другой.

— Подождите! — торопливо осадил их Куши. — Братья мои! — и он нагнулся так, чтобы видеть оба конца ряда. — Эй вы, дети, убирайтесь отсюда. Ну!

— Нее! — запротестовали шестилетние.

— Быстро! — грозно подтвердили ребята постарше.

— Улица не ваша! — упрямились те.

— Хочешь получить в глаз?

— Я скажу маме, — пригрозил один из малышей.

— Ты у меня сейчас получишь! — Куши приподнялся.

Малыши, ворча, отошли на несколько шагов.

— Ну, какую канарейку? — потребовал Ицци.

Головы сдвинулись.

— Тут у одной девицы улетела канарейка. И она орала: "Канарейка, канарейка! Я дам награду!"

— И вы получили? — не поверил Ицци, — сколько?

— Подожди. И мы ее увидели на семьсот сорок шестом. Она взлетела — рраз — и на крыше.

— Мой дом! — вмешался кто-то, — она летела...

— Заткнись! — Куши не выпускал нити рассказа, — и мы схватили шапки — и в коридор. Ее можно поймать шапкой — вот так! Без предупреждения он сорвал шапку с головы соседа и пустил ее винтом в канаву.

— Ха-ха! Хе-хе!

— Ну ты, умник! — Посмеиваясь, владелец шапки поднялся и полез в канаву. Немедленно зады сомкнулись, заполнив его место. Вернувшись, он бросился на узурпаторов, и после долгой ругани и толчков ему удалось втиснуться обратно.

— И это вся шутка? — спросил Ицци презрительно, когда порядок был, наконец, восстановлен.

— Нее! — воскликнул Куши, — это еще не шутка!

— Так что же?

— И мы побежали наверх, на крышу.

— Ну и что?

— Подожди немного, — тянул Куши, смакуя недоумение Ицци. — Мы поднялись тихо! Мы не шумели, чтобы не испугать канарейку. Потом мы ходили по крыше и искали ее. Но она улетела!

— И мы увидели другую канарейку! — Шмуэль кипел от нетерпения.

— Какую?

— Ш-ш! — Куши проверил, не приблизились ли малыши. — Мы заглянули в воздушный колодец, — знаешь, между семьсот пятьдесят первым и семьсот сорок девятым?

— Да.

От напряжения никто не шевелился. Все глаза были направлены на Куши. Давид тоже наклонился ближе.

— Мы посмотрели — и знаешь, что мы увидели? Хи! Хи! Мы видели, как тетя мылась в раковине! Хи! Хи!

...Раковина! (Давид насторожился).

— Какая тетя? — спросил Ицци.

— Не знаю. Ее лица не было видно.

— А что вы видели?

— Все! Большие титьки спереди! — Он показал руками. — Она сидела в воде!

...Она! Моя! Аа-а, моя!..

Волна стыда зажгла щеки и уши Давида, и кровь приливала к голове, словно ее качали насосом. Его ноги приросли к земле, колени дрожали.

— Ну, дальше! — подталкивал Ицци.

— Потом она вскочила, и мы увидели все!

— Волосы под животом! — остальные подкрепляли рассказ жестами, — толстую жопу мы видели! Большую, ух! Вот это канарейка! Хи! И кныш! Весь в волосах!

— Да? Врешь!

— Точно!

— Ты видел?

— Да. Потом она посмотрела прямо на нас.

— Нет, она не смотрела, говорю тебе!

— Смотрела!

— Не смотрела!

— Смотрела! Чего же она тогда вскочила!

— Ну и что?

— И мы убежали оттуда. Хи! Вот это канарейка!

...Аа-а! Проклятый сукин сын! Убить их! Бить ногами! Убить! Надо уйти — я сейчас заплачу!..

— Вот это да. Жалко, что меня там не было. Где это! Скажи... Пойдем...

Их резкие крики, точно град по голому телу, ошарашили его. Ослепший от ненависти, он Отошел от них, шатаясь, незамеченный.

...О! О! Не дай им видеть! Не дай им знать. О!.. Горячие слезы наполнили глаза. Чем больше он их удерживал, тем сильней они жгли. Он повернулся, наклонил голову и побежал к углу.

...Аа-а! Мама! Это была моя мама! Нужно было их ударить, ударить и бежать. Нужно вернуться и ударить в живот. Ну, трус! Трус! Ненавижу их! Всех! Никогда не буду с ними разговаривать! Ненавижу! А она — почему она позволила им смотреть? Почему не опустила шторы? О! Они не увидят, как я плачу! Плакса! Плакса!..

Спотыкаясь, как слепой, он дошел до подъезда. Темные лестницы. Он поднялся на свой этаж.