Наверно это сон

Вытянув руку со змеем, тот опустился на покатую поверхность крыши и сел. Мирно откинувшись, он насвистывал короткую, приятную мелодию. Давид никак не мог решить, выйти ли ему из-за укрытия или довольствоваться наблюдением издалека. Он следил также и за змеем. И вдруг он вздрогнул...

Было трудно сказать, с какой улицы они появились, — с Одиннадцатой или с Двенадцатой, но он ясно их видел. Два или три мальчика, пригибаясь, крались по крышам, то появляясь, то исчезая за трубами. Еще несколько секунд, и они будут под бечевкой змея. Давид напряженно посмотрел на владельца. Не подозревая об опасности, тот лежал на спине, все еще насвистывая. Когда взгляд Давида вернулся к мальчикам, они уже были под бечевкой и энергично вертели что-то в воздухе.

— Пс-с-ст! — Давид выпрыгнул из-за укрытия, — пс-с-ст!

Не смея говорить, он пытался объяснить положение торопливыми жестами.

— Что? — голубоглазый вскочил на ноги, — что такое?

И тогда Давид указал ему на хулиганов.

— Иезус! Они с рогатками! — закричал тот. — Иезус! — и начал сматывать бечевку с предельно доступной скоростью. Рогатки выстрелили. Но — мимо.

Мальчики стали метиться еще раз. Однако змей поднимался все выше и выше. Наконец он стал недосягаем для рогаток. Владелец перестал тянуть бечевку и возбужденно заговорил.

— Иезус! Видишь их? Вон они! Прячутся! Не вышло у них! Проклятые ирландцы! Э-эй! — завопил он, — вы, ирландские болваны! Я еще доберусь до вас!

Какие ругательства они кричали в ответ, было трудно расслышать, но Давид видел, как они размахивали руками у себя под подбородками.

— Ха! Ха! Посмотри на них! — крикнул ему голубоглазый, — видишь, что они делают? Они думают, я — еврей! Посмотри на них! Ирландские болваны! — завопил он опять. И потом, посмотрев себе под ноги. — Ух! Посмотри на бечевку — вся перепуталась! Эй, иди сюда, помоги.

Давид замотал головой.

— Ты что, не можешь говорить?

Энергично кивая, Давид показал на скат крыши у себя под ногами.

Тот улыбнулся и зашептал:

— Иди, это легко!

— Лучше не надо...

Было немного опасно перелезать через стену на крыше, особенно рядом с глубоким колодцем. От одной мысли об этом кружилась голова.

— Лезь здесь, — посоветовал белокурый.

...Не боюсь. И не буду бояться!..

На цыпочках, не дыша, он прошел по громыхающей жести и перелез через низкую стенку на соседнюю крышу. Еще одна стенка, и голубые глаза уже в упор любопытно смотрели на него.

— Чего ты боишься?

— Ничего. Я живу на верхнем этаже. Не хочу, чтобы мать услышала.

— A-а. Она прогонит тебя отсюда?

— Да. Заставит спуститься.

— Лезь сюда. Здесь тебя никто не увидит.

— А как лезть?

— Вот по этим большим болтам. Видишь?

Давид потрогал болты. Паренек, не спуская глаз со своего змея, протянул ему руку.

— Садись на газету, — пригласил он, когда Давид перебрался. — Держи змея, пока мы намотаем бечевку на катушку.

— Да.

— Только смотри, не отпусти! — Он передал нитку Давиду. — Она немного тянет.

— Ух ты! — нитка тянула, как живая, — летает!

Блондин засмеялся:

— Конечно, летает. — Он присел и начал распутывать бечевку. — Проклятые! Смотри, что они наделали! Садись!

— А твоя мать не будет ругаться, что ты лазаешь на крышу?

— Она? Не-е! Она работает!

— А-а-а! А где твой отец?

— Нету. Мой старик работал на железной дороге. Но его зажало между двумя поездами, когда я был маленький и мы жили в Паттерсоне. Тебя как зовут?

— Дэви. Дэви Шерл.

— А меня Лео Дуговка. Мы из Польши. А ты еврей, да?

— Д-да.

— Скажи, ты был с теми, что вчера бегали по крыше?

— Нет, не был, — пылко заверил Давид.

— Я им дам, если поймаю в следующий раз. Чуть штукатурка не посыпалась.

— Да, — сердце Давида прониклось теплым чувством к Лео, — дай, дай им как следует!

— Подожди, я еще до них доберусь, — Лео быстро вертел катушку, — я им еще задам!

— Я никогда тебя не видел в нашем квартале. Ты давно здесь живешь?

— Не-е, мы здесь не жили, но моя старуха получила работу в большом банке на Шестой и Авеню С, знаешь, с большими белыми плитами и золотыми лестницами — Первый Национальный.

— Аа-а, — сказал Давид восхищенно, — с железными решетками и большими часами? И она имеет дело со всеми этими деньгами?

— Да, она убирает столы и оффисы.

— Ого! А кто дает тебе есть?

— Я сам беру.

— Ух ты! — у Давида от мысли о такой невероятной свободе перехватило дыхание. — Ты всегда будешь сюда приходить?

— Не-е! Я хожу на Западную Одиннадцатую. Мы там раньше жили. Это ирландский квартал, только несколько ребят с Хоган Аллеи в Лагере Всех Святых.

— О-о-о! — разочарованно, — это далеко — Западная Одиннадцатая.

— Да, но у меня есть ролики.

...Ролики, да ну! Нет конца его преимуществам: без отца, почти без матери и ролики!..

— За минуту туда доезжаю. А у тебя есть?

— Нет.

— Достань, будем вместе ездить.

— Я не могу.

— Что, твой отец тоже умер?

— Нет, но он не купит.

— Попроси мать.

— Она не может.

— Иезус! Евреи никогда ничего не покупают для своих детей.

Давид стал искать, чем бы заполнить неловкое молчание.

— Их уже там нет, этих... этих ирландцев, — отважился сказать он.

— Как бы не так! Они залегли и ждут! — Сощурившись, он оглядел далекие крыши. — Но я больше не хочу запускать.