Отвести я не в силах от юности взгляда,Не могу вспоминать, лишь на сердце тая…Вот идем мы по утреннему СталинградуКомсомольцы: Луконин, Отрада и я…Довоенных, далеких годов сталинградцы,Мы задиристы с виду, наивно лихи…Мы идем на Московскую, восемнадцать,В «Сталинградскую правду» несем мы стихи.Сталинградские неизгладимые даты,Сталинградский характер, сталинградский рубеж,Сталинградские вечно живые солдаты,Сталинградские зори всемирных надежд.И курганы и памятники вековые,Нет бессмертью пределов, нет дорогам концов.Волгоградские школьники-часовыеНе забудут своих сталинградцев-отцов.
СУДЬБА
Е. Кулькину
Что исстари зовется Тихим Доном,Но голосистым, в дальнем далекеУшло, во времени осталось оном,В полузабытой песне и тоске.Что исстари зовется Тихим Доном,Предстало вдруг в английском городке.И будто колокольным перезвономВсе всколыхнуло в старом казаке.Он стар, но кажется еще могучим,Он стар, но вот осанкой в крепыша.И песнею старинной и тягучейКак будто с места стронута душа.Во взлете, в удали казачьей, в хореУслышал властный зов родных сторон.В смятении своем, в сознаньи горяВдруг встал и сел, и вновь поднялся он.Неужто все в судьбе бесповоротно?Идет сквозь зал к сынам земли родной.Сквозь жизнь свою, как будто безотчетно.Далось то чувство — тяжкою ценой.Поют. Но каждый ведь — советский, «красный»!Всю жизнь считал он: «красные» — враги.И вот иное медленно, но ясноприходит в сердце: боже, помоги!К хормейстеру казачьего ансамбляподходит и не видит в нем врага.Ослабли ноги. Звуки слов ослабли:— В степи все так же глубоки снега?..— Все так же, дед. Они, снега, все так жеЗимой в степях придонских глубоки.Но вод разлив весной стал шире даже…Казак вздохнул: — Разлив моей реки…Вздохнул, поник: — Чужбина. Мы в позоре.Ошибка жизни — мы твои рабы…И маята в его орлином взоре.И в дрожи рук — трагедия судьбы.