Navsegda

приглядывающей за мной и Беном. Но такие мысли мне мало помогали, ведь душой я не

верила в это. Понимаешь меня? А ты сама веришь в то, что Бен рядом? Или правильней

спросить: ты можешь в это верить? Я, к сожалению, не могу.

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Я не думаю, что он слышит меня. Не думаю, что он смотрит на меня. Хотя

эти мысли приятны. Иногда я думаю: что, если он слышит всё, что я говорю? Что, если

видит всё, что я делаю? Но от этих мыслей мне не становится легче. Каждый раз начав

думать о том, где он сейчас, я непременно заканчиваю мыслями о последних мгновениях

его жизни. Он осознавал, что умирает? Что, если бы он не ушел тогда из дома? Что, если

бы я не попросила его…

— О чем?

— Он хотел сделать мне приятное и поехал купить Фрути-пеблс, — объясняю я, и у

меня словно гора спадает с плеч.

— Это было признание? — спрашивает Сьюзен после недолгого молчания. — Всё

это неважно. Ты же это понимаешь?

Нет, не понимаю. Но я не знаю, как в этом признаться, поэтому не говорю ничего.

— Ты окажешь себе неоценимую услугу, когда осознаешь, что всё это неважно. Ты

можешь проигрывать в голове этот сценарий тысячи раз и в разных вариантах: где Бен

идет или не идет за хлопьями, — продолжает Сьюзен. — Но что бы тогда не случилось,

Бен всё равно бы умер. Так устроен мир.

Я смотрю на нее, пытаясь понять, верит ли она сама в то, что говорит.

102

— Не знаю, так ли это на самом деле, — заметив мой недоверчивый взгляд,

продолжает Сьюзен, — но это единственное, во что нам остается верить. Слышишь меня?

Заставь себя в это поверить.

Я открываю рот, но она не дает мне возразить:

— Бери коробку, — велит она. — Начнем с ванной.

Мы убираем зубную пасту Бена и его гель для укладки волос. Убираем его

дезодорант и шампунь. Его собственных вещей тут мало. Мы многое с ним покупали на

двоих. Понюхав его шампунь и дезодорант, Сьюзен кидает их в коробку.

— Это коробка на выброс. Когда ты будешь к этому готова, — уточняет она. — То

есть, это мусор.

— Да, да, — смеюсь я, — это будет мусором.

Мы перебираемся в кухню, а затем — в кабинет, где большая часть вещей Бена

опять же летит в коробки на выброс. Мы набиваем коробку за коробкой всякой ерундой.

Интересно, какие-нибудь из этих вещей попадают в те же самые коробки, в которых

прибыли сюда? Наконец, мы возвращаемся в гостиную, и Сьюзен начинает паковать

книги Бена. На одной из полок она замечает книжную серию.

— Можно я возьму ее себе? — спрашивает она. — Я целые месяцы уговаривала его

прочитать эти книги. Он никак не хотел поверить в то, что есть замечательная

подростковая литература.

Мне хочется оставить эту серию себе, но еще больше хочется, чтобы ее оставила

себе Сьюзен.

— Конечно, — отвечаю я. — Вы можете забрать всё, что пожелаете. Он был бы

этому рад. Кстати, он обожал эти книги. И советовал прочитать их всем, кто был готов

его выслушать.

Улыбнувшись, Сьюзен ставит книжную серию у двери, а потом убирает остальные

книги в коробки.

— Это у нас будет коробка на хранение или продажу? — интересуется она.

— Пока не знаю.

Сьюзен кивает и, продолжив укладывать книги в коробку, вдруг раздраженно

восклицает:

— Господи боже ты мой, сколько же подростковой литературы может прочесть

один человек?!

— Он ее много прочел, — улыбаюсь я. — В неделю по книге. И, главное,

отказывался брать их в библиотеке. Что меня сильно нервировало, так как я там работаю.

Однако Бен всегда настаивал на том, чтобы купить книги в магазине. Я приносила те же

самые произведения из библиотеки, но они просто пылились, пока я их не возвращала

обратно.

— Это я виновата, — смеется Сьюзен. — Когда он был маленьким, покупка книг

доставляла мне самое большое удовольствие. Я никогда не ходила в библиотеки.

— Почему? — Какое кощунство!

Она снова смеется, уже смущенно.

— Ты рассердишься.

— Всё так плохо?

— Я ненавижу запах библиотечных книг.

— Вы меня убиваете, Сьюзен. В самое сердце. — Я хватаюсь за грудь, имитируя

сердечный приступ. Запах библиотечных книг — самый лучший запах на свете, ну,

помимо аромата подушки, которую я по-прежнему храню в полиэтиленовом пакете.

— Прости! Ребенком Бен любил ходить в библиотеку, потому что там есть

настольные игры и эти кресла… как там они называются? Такие большие и мягкие…

Черт, да как же их называют?

— Кресла-мешки?

103

— Да! Он обожал сидеть в этих креслах, а я вместо библиотеки таскала его в

магазин, чтобы приобрести там не пахнущие затхлостью книжки. Так что это я виновата.

Прости.

— Вы прощены, — улыбаюсь я, всё еще слегка ошарашенная тем, что она не любит

запаха библиотечных книг.

МАЙ

Когда я вернулась домой, Бен всё еще лежал в постели. Полтора часа пока меня не

было он протаращился в потолок. Я же, кажется, целую вечность добиралась сначала на

грузовике до автостанции, а потом, пересев в оставленную там машину Бена и поехав

домой, вспомнила, что он просил купить чего-нибудь на ужин. Я не стала заморачиваться