какую цену приходится платить за эту гармонию: старику и мальчику-подростку, которому он передает свои
знания.
105
Кинув коробки на кровать, я осматриваю комнату. Я могу это сделать. Могу. Могу.
Могу. А если не смогу, то это сделает за меня Сьюзен. Так что мы по-любому с этим
расправимся.
— Ну что. Поехали?
Сьюзен открывает комод и начинает забрасывать вещи в коробки.
Понаблюдав за тем, как рубашки и джинсы покидают свое законное место, я тоже
принимаюсь за дело. Я достаю из шкафа одежду Бена вместе с вешалками. Никто не
осознает, насколько мертвой смотрится висящая на вешалках одежда, пока человек,
которому она принадлежит, не умирает сам. В общем, я не трачу время на то, чтобы снять
вещи с вешалок. Я просто кидаю их сразу в коробки к остальной одежде. Я заканчиваю со
шкафом и прикроватной тумбочкой Бена до того, как Сьюзен успевает очистить комод. Ее
лицо спокойно, и по нему не скажешь, что творится у нее в душе, но я замечаю, как она
нюхает одну из рубашек Бена, прежде чем положить ту в коробку. И она видит, что я ее
подловила.
— Мне хотелось узнать, пахнет ли еще что-то им, — оправдывается она. — Я уже
почти не помню его запах.
— Мне кажется, те вещи все пропахли мной, — говорю я.
— О, — смеется она. — Это всё объясняет.
Я на секунду задумываюсь, хватит ли у меня духу поделиться со Сьюзен тем, что у
меня осталось от Бена. Хватит.
— Подождите секундочку, — прошу я. Достаю засунутую в пакет подушку Бена,
развязываю пакет сверху и протягиваю Сьюзен. — Понюхайте.
Она с сомнением глядит на меня, но затем наклоняется, опуская нос в пакет.
— Это он. Боже. Это его запах.
Ее веки закрываются, по щекам текут слезы. И я впервые вижу, как Сьюзен
позволяет себе поплакать.
МАЙ
Мы целый день просидели в приемной у врача на неудобных стульях, рядом с
людьми, больными всякими заразными болячками. Бен тысячу раз повторил, что нет
никакой необходимости идти на прием. Однако врач, когда мы все-таки к нему попали,
обеспокоился тем, что Бен так легкомысленно отнесся к случившемуся. Ушли мы с
рецептом на викодин.
Дома Бен позвонил в китайский ресторан и сделал обычный свой заказ, только я
слышала, что он попросил и белый, и коричневый рис. Мне вспомнилось, как на первом
нашем свидании он сказал, что заказ риса двух видов будет означать конец
романтическим отношениям, однако на душе у меня потеплело. Мы с Беном как единое
целое. Каждый из нас знает, чего хочет другой. Знает, что нужно другому. Мы знаем,
когда стоит поспорить, а когда — пойти на компромисс. Мы не пытались подстраиваться
друг под друга, чтобы произвести хорошее впечатление. Не тянули время, чтобы
посмотреть, подходим ли друг другу. Мы стремглав и с головой окунулись в чувства и
отношения, и вот они мы — одна из тех самых пар, что не парится по поводу всяких
глупостей и пунктиков своей второй половины. Я люблю коричневый рис, Бен — белый.
Мы заказываем оба. Всё прозаично и буднично. Новизна ушла, и то, с чем мы остались
просто… потрясающе.
Коробки Бена, предназначавшиеся для спальни, мы еще не распаковали, но перед
тем как лечь спать, Бен был полон решимости найти какую-то вещь. Волнуясь за него —
ему нельзя было наклоняться — я настояла на том, что поищу ее сама. Бен объяснил,
106
какая коробка ему нужна, и, в конце концов, я отыскала ее: легкую, как пушинку. Я
принесла коробку ему, и Бен радостно ее открыл. В ней лежала грязная подушка.
— Что это? — ужаснулась я тому, что эта бяка будет лежать на моей постели. Ее
всю покрывали пятна от слюны и какой-то оранжевой жидкости.
— Моя любимая подушка! — сообщил Бен, водрузив ее на одну из моих подушек
— подушек, которые я уже считала «нашими», но которые теперь, в сравнении с его
жуткой и грязной подушенцией, выглядели только «моими».
— Пожалуйста, убери эту бяку с моей постели.
— С нашей постели, детка. Это наша постель. И на нашей постели должны лежать
наши подушки. И эта подушка теперь — наша.
— Ну уж нет, — засмеялась я. — Не хочу, чтобы эта подушка была нашей. Пусть
она останется той подушкой, которой ты пользовался, живя один.
— К сожалению, это невозможно. Я не могу без нее спать.
— Но ты несколько месяцев преспокойно спал без нее!
— Да, но теперь это мой дом! Я оплачиваю его аренду! И мне нужна эта подушка в
том доме, за аренду которого я плачу!
— Уф, — смягчилась я. — Тогда надень на эту чертову подушку наволочку.
— Запросто.
Бен прошел к бельевому шкафу, вернулся важный как павлин и осторожно лег в
постель.
— Ты принял викодин? Он снимет боль.
— Я что, похож на мужчину, который не способен выдержать легкой боли? —
спросил он, медленно повернувшись ко мне и положив голову на свою подушку. —
Хочешь попробовать полежать на ней? Она очень удобная.
— Нет, спасибо, — помотала я головой.
— Да ладно тебе. Полежи на ней пять секунд. Она теперь — часть нас обоих, —
поддразнил он меня.