Navsegda

— Я хочу сходить на его могилу, — продолжает Сьюзен. — Может, там будет

легче обращаться к нему.

— Ладно, — киваю я. — Сейчас уже поздно туда ехать, но мы можем отправиться

сразу, как проснемся.

— Хорошо, — соглашается она. — Будет время подумать о том, что я хочу ему

сказать.

— Отлично.

Похлопав меня по руке, Сьюзен встает.

— Лягу тогда пораньше. Моему мозгу нужно передохнуть.

Может, ей действительно нужен отдых, но я знаю, что она уходит, чтобы спокойно

поплакать в тишине своей спальни.

— Хорошо, — отвечаю я.

Она уходит, и, оглядев комнату, я отправляюсь бесцельно бродить по дому.

Я захожу в спальню Бена и ложусь на его постель. Вдыхаю воздух этой комнаты и

смотрю в стену так напряженно, что уже не вижу ее. Я знаю, что пора уезжать из этого

дома. Возможно, я не готова вернуться к своей прежней жизни, но хватит уже ее избегать.

Я лежу в комнате Бена так долго, сколько могу вынести, а потом встаю и стремительно

выхожу.

Придя к себе, я тут же начинаю собирать свои вещи. Я хочу это сделать быстро,

пока не потеряла присутствие духа. Часть меня жаждет остаться в этом «болоте»

насколько возможно дольше, жаждет целыми днями загорать у бассейна, а ночами

пялиться в телевизор. Жаждет не жить, а существовать. Но если Бен может слышать меня,

если может видеть меня, то ему это не понравится. Он не хотел бы для меня такой жизни.

Да и, не думаю, что хочу такой жизни сама.

Встав утром, я собираю оставшиеся вещи. Выхожу в кухню и вижу Сьюзен —

одетую и готовую ехать, сидящую за кухонной стойкой и пьющую кофе. Заметив за моей

спиной собранные вещи, она опускает чашку с кофе. Она ничего не говорит. Лишь

понимающе улыбается. Улыбкой грустной, но гордой. Горьковато-сладкой и

135

меланхоличной. Я ощущаю себя студенткой, уезжающей из родительского дома в

университет.

— Поедем на двух машинах, — говорит Сьюзен. Она не только показывает мне, что

всё прекрасно понимает, но и освобождает меня от объяснений. От слов, что после нашей

совместной поездки, я вернусь домой.

Сьюзен добирается до кладбища раньше меня и, подъезжая, я вижу, что она стоит у

входа. Я думала, что она начнет без меня. Что, может быть, она захочет побыть с ним

некоторое время одна, но, похоже, ей нужен в этом деле помощник. Я не виню ее. Я бы

точно не стала делать этого в одиночестве. Я паркую машину и иду к ней.

— Готовы? — спрашиваю я.

— Готова, — отвечает она, и мы направляемся к могиле Бена.

Его надгробие такое чистое и новое, что, глядя на него, чувствуешь острую печаль

— такое же ощущение вызывает надгробие, даты на котором столь близки по цифрам, что

понимаешь: тут похоронен ребенок. Сьюзен опускается на колени перед могилой Бена,

лицом к надгробию. Я сажусь рядом с ней.

Она глубоко и серьезно вздыхает. Не как обычно, а сосредоточенно. Достает из

заднего кармана листок бумаги и смущенно смотрит на меня. Я киваю, побуждая

начинать, и Сьюзен принимается читать. Сначала в ее голосе почти нет эмоций, и она

действительно больше считывает с листа слова, нежели обращается к Бену.

— Мне просто хочется знать, что у тебя всё хорошо. Что ты не страдаешь. Мне

хочется верить, что ты находишься в лучшем месте, что ты счастлив и что тебя окружают

любимые тобой вещи. Мне хочется верить, что ты сейчас вместе с отцом. Что, может

быть, вы сейчас на барбекю едите хот-доги. Я знаю, что это не так. Знаю, что тебя больше

нет. Но я не знаю, как жить с этим знанием. Мать не должна переживать своего сына.

Такого не должно происходить.

Ее голос меняется, взгляд смещается со страницы на траву под ногами.

— Я знаю, ты верил в то, что должен защищать меня и заботиться обо мне. Если бы

я могла сказать тебе одну последнюю вещь, то, наверное, сказала бы: Бен, со мной всё

будет хорошо. Не волнуйся. Я оправлюсь и буду в порядке. Не беспокойся за меня.

Спасибо тебе за то, что ты был таким чудесным сыном. За то, что ты был таким, каким

был. Ты дал мне всё, и мне не о чем было больше просить, кроме времени. Побольше

времени с тобой. Спасибо за то, что ты любил Элси. Благодаря ей я поняла, что ты вырос

точно таким мужчиной, каким, как я надеялась, ты станешь. И мы обе… оправимся. Мы

всё переживем. Так что, где бы ты там ни был, иди и наслаждайся. И забудь о нас. С нами

всё будет хорошо.

Вот она — настоящая любовь. Настоящая любовь в том, чтобы сказать: «Забудь

нас. С нами всё будет хорошо», даже если это неправда, даже если самое последнее, что

ты хочешь — быть позабытой.

Закончив, Сьюзен складывает и убирает лист в карман, вытирает глаза и смотрит на

меня. Настала моя очередь, а я даже не знаю, что вообще здесь делаю. Я закрываю глаза,

глубоко вздыхаю и на мгновение вижу лицо Бена так явно, будто он прямо передо мной. Я

открываю веки и… слова льются сами собой:

— В моем сердце — там, где раньше был ты — теперь огромная дыра. Когда ты