Навстречу миру

Пока у нас не появится понимание разных граней ума, проблески пустотности не всегда будут приносить пользу и иногда могут даже приводить в замешательство. Люди просто не знают, что с ними делать. Моя знакомая из Америки рассказала мне о случае, который произошел с ней, когда она была подростком. Лето, она отдыхает с друзьями, и вдруг неожиданно она «исчезла». «Все было на месте – друзья, пляж, вода – и все сверкало и светилось. Я могла видеть, могла слышать, но меня там не было». Это продлилось максимум две минуты. Эта женщина ничего не сказала об этом переживании своим друзьям. Оно стало невыразимым стыдом, которым она ни с кем не делилась. Она подозревала, что буквально лишилась рассудка, что это событие – показатель ее ненормальности. Эта мысль преследовала ее годами, пока она не начала медитировать. Только тогда она смогла использовать этот спонтанный опыт, чтобы получить доступ к более глубоким состояниям пробужденности.

Еще эта женщина сообщила мне, что годы спустя, когда она пересказывала этот эпизод своим друзьям, которые тоже медитируют, многие из них говорили о схожих спонтанных проблесках, а также о страхе рассказать кому-то о них. Я слышал такие истории только от людей, которые стали практиковать медитацию. Но они указывают на универсальную и неотъемлемую природу нашего изначального ума.

В следующие восемь часов вокзал, казалось, поглотил меня. Мои пятая точка и колени болели от того, что были вдавлены в каменный пол. Готовясь к ретриту, я не подумал о том, что следует в качестве тренировки попрактиковать несколько месяцев без подушки для медитации. Я очень устал и заметил в себе утомление, смешанное с раздражением. Люди вокруг меня выглядели очень недружелюбно. Наконец я сделал выбор в пользу комнат отдыха на верхнем этаже вокзала.

Я мог бы упрямо придерживаться своего плана спать на полу. Вопреки препятствиям, и даже, скорее, из-за них, я был готов встретить трудности. На самом глубоком уровне я был знаком с осознаванием уже много лет, и даже когда утрачивал с ним связь, все равно доверял мудрости пустотности. Несмотря на то что волны оказались сильнее, чем я ожидал, я никогда полностью не терял из вида всеобъемлющий ум, и это служило мне поддержкой. Я никогда по-настоящему не сомневался в своей способности покоиться в осознавании или вернуться к этому состоянию после каких-то перерывов. Это позволило бы мне спать и на полу, если бы я так решил. Но я сделал другой выбор. Я не собирался ничего доказывать и совершать героические поступки. И знал, что упрямое давление еще больше запутает зациклившийся ум. Мне пришлось бы прилагать много усилий, и я начал бы войну с самим собой. Это того не стоило. Я решил: если не могу измениться за одну ночь, это нормально. Я заплатил сто рупий (около полутора долларов) за двенадцать часов, и меня пустили в комнату, в которой стояло примерно двадцать железных кроватей. Помещение не было ни уютным, ни чистым, там было довольно жарко и не очень хорошо пахло. Но после пола на вокзале я упал на свою койку, словно на колени богов.

Признать дискомфорт и провести ночь в комнате отдыха больше соответствовало моим намерениям – раздуть пламя и увидеть, что происходит внутри. Я хотел знать все об этом смущении. Я вовсе не стремился заблокировать его и делать вид, что мне комфортно спать на полу вокзала. Я знал: для того чтобы эмоция трансформировалась, она должна стать больше и сильнее, чем обычно, более четкой, более наглядной. В упражнениях, которые я выполнял во время этого путешествия, всегда был свидетель. Например: я здесь работаю со звуком, который раздается там. Это свидетельствующее «я» никогда не исчезало. Всегда был наблюдатель. Теперь, в этих комнатах отдыха, я должен был спросить: кто испытывает смущение? Кто этот «я», на которого указывает монах Нагасена в одном из моих любимых учений?

Лежа на койке, я мысленно погрузился в историю о царе и монахе. Спустя примерно сто пятьдесят лет после смерти исторического Будды царь по имени Менандр встретил досточтимого буддийского монаха Нагасену. Царь не знал его и спросил, как того зовут. Монах назвал свое имя, но добавил: «Это только имя, обозначение, общепринятое употребление. В этом имени нет отдельного человека, – объяснил он царю. – Нагасена – это просто обозначение».