Навстречу миру

Во время своего визита в Нью-Йорк я видел объявления на вокзале: «УВИДЕЛ ЧТО-ТО – СООБЩИ». Оно призывает пассажиров быть бдительными и обращать внимание на подозрительных людей, например, таких как я, которые без цели слоняются по вокзалу. Впрочем, в Варанаси я был одним из многих. Но я видел: где бы мы ни находились, мы всегда претерпеваем физические изменения, которые происходят мгновение за мгновением. Мы каждый день пересекаем разные миры омрачений и имеем дело с непрерывными, бесконечными изменениями в нашей повседневной жизни и в окружающей среде. Погода меняется, наши умы меняются, наши тела меняются. Мы меняем работы, дома, страны. Принять непостоянство на интеллектуальном уровне – легко. Но кажется, нам не хватает понимания, как использовать эту информацию, как применить ее, чтобы сделать свою жизнь и жизнь других более насыщенной и благополучной. Покинув дом, никому не сказав, куда я направляюсь и планируя жить на улице, я подтверждал истину о непостоянстве и также собирался воспользоваться преимуществами, которые она дает. Я не хотел застрять в своей идентичности Мингьюра Ринпоче. И не собирался этого делать. Вот чего я не понимаю: что тянет меня назад прямо сейчас. Как мы заблуждаемся, думая, что наши привычки обещают комфорт, хотя на самом деле они работают против нас. Основываясь на собственном опыте, я утверждаю, что сопротивление переменам создает конфликт с реальностью, и это рождает в уме извечное неудовлетворение.

КАК МЫ ЗАБЛУЖДАЕМСЯ, ДУМАЯ, ЧТО НАШИ ПРИВЫЧКИ ОБЕЩАЮТ КОМФОРТ, ХОТЯ НА САМОМ ДЕЛЕ ОНИ РАБОТАЮТ ПРОТИВ НАС

Я ожидал, что леса и деревенские площади заменят храмы, и изображения Будд, и священные тексты монастырской жизни; что другие пассажиры станут моей сангхой – моими друзьями на пути; что этот вокзал станет моей комнатой для медитаций; что путешественники, бегущие во всех направлениях, станут живым проявлением каменных бодхисаттв из храма Махабодхи. Но в тот момент мне хотелось заглянуть в калейдоскоп своих грез и встряхнуть сложившуюся там картинку, потому что я не воспринимал окружающее как мир будд. Я не видел, что каждый присутствующий здесь обладал природой будды – врожденной способностью к мудрости и состраданию – ровно в той же степени, в какой ею обладал я.

К полудню я начал испытывать голод. Еда – это значит рис и дал. Неважно, что еще я ел – без этого блюда я не наедался. Прошло уже полтора дня, как я последний раз пробовал рис и дал. Я оглянулся и увидел мужчину, с которым разговаривал накануне. Спросил его, где можно поесть риса с далом. Он указал мне на ларек за пределами вокзала. Я спросил его, где он сам будет обедать. Мужчина объяснил, что у него нет денег и что они приготовят себе рис сами. И я сказал ему: «Сегодня я угощу вас и вашу семью обедом». Они собрали свои пожитки, и мы впятером отправились к тому ларьку и насладились едой. Потом вместе вернулись на каменный пол.

Состояния ума продолжали сменять друг друга. Как и в поезде, за моментами спокойствия следовали отторжение, неприязнь и суждение. Потом постепенно главным объектом, вызывающим раздражение, стал звук, в частности объявления, в которых выкрикивались номера путей.

Я вспомнил ученика из Восточной Европы, крупного парня, который возвышался надо мной. Он был немного угрюмым, но никогда – грубым. Его привлекала интеллектуальная строгость тибетского буддизма, но, по его словам, для него эта традиция была слишком культурно обусловлена и религиозна – это слово он произносил с особым презрением. Что больше всего раздражало его, так это молитвы, которые предваряли каждую сессию практики. «Я просто хочу сесть и медитировать», – жаловался он.

«Отлично, – сказал я ему. – Нет проблем. Так и делай».

Он попытался так поступить во время нашего групповой практики, но не смог, потому что в комнате было слишком шумно.

Я предложил ему выполнять медитацию на звуке.

Он попробовал, но и ее не смог практиковать, потому что его слишком раздражал звук пропеваемых молитв.

Я предложил ему спросить себя: «Где начинается это раздражение?»

Он понял, что его ум так сильно привязался к отторжению, что, когда он входит в зал для медитации, в нем уже нет места для чего-то другого.

Где началось мое раздражение?