Навстречу миру

Я провел три дня в одиночестве в своей комнате, наблюдая за умом. Просто наблюдая – не контролируя, не управляя. Просто наблюдал, чтобы убедиться наверняка: ничто не вечно, все находится в движении – восприятия, чувства, ощущения. Я осознал, что сам способствовал возвращению этих атак посредством двух проявлений сильного желания: отталкивая проблему, чтобы избавиться от нее, что только распаляло страх паники, как и страх самого страха; и притягивая, желая обрести то, что я считал противоположностью этого состояния. Мне казалось: если бы только я мог освободиться от паники, моя жизнь стала бы прекрасна. Я все еще делил мир на противоположности: плохой – хороший, светлый – темный, положительный – отрицательный. Я еще не понял, что счастье – не в жизни, свободной от проблем. Я начинал осознавать, как сам способствую своим мучениям, но этого было недостаточно, чтобы отпустить свои шаблоны. Я застрял в черном облаке паники и не мог отделить себя от него. Панические атаки прокатывались по мне как огромные валуны, сокрушая мою способность чувствовать что-либо, кроме их травмирующего давления. Но когда прошла самая сильная атака и я постарался изучить, что произошло, этот самый валун распался на куски и превратился в нечто мягкое и воздушное, как пена для бритья. Таким образом я на самом деле смог увидеть изменение в своем восприятии. Но чтобы закрепить его, мне надо было снова и снова убеждаться в непостоянстве.

Тогда каждый объект и событие стали возможностью осознать, что моя паника не была чем-то вечным: каждое дыхание, каждый звук, каждое ощущение. Дерево за моим окном состарится и умрет. Селдже Ринпоче уже стар и умрет. Изображения божеств в комнате для молитв разрушатся, щенки по соседству вырастут. Мой голос меняется. Времена года сменяют друг друга. Муссонные дожди прекратятся. Чем больше я исследовал преходящую природу всех явлений, тем сильнее убеждался в том, что моя паника – это еще одно временное облако, и через какое-то время я уже не считал ее тем единственным явлением в мире, которое никогда не изменится. Хорошо, это тоже может измениться. У этого облака нет якоря. И что теперь? Только то, что оно может измениться, не означает, что это произойдет.

Но теперь я учился тому, чтобы покоиться в осознавании, и все больше доверял познающему качеству ума, выходящего за пределы концепций. То, что я возвращал ум от блуждания среди чувственных объектов или проблем, не значило, что он исчезал или умирал. Совсем наоборот. То, что я выводил ум из его вовлеченности в бесконечный ряд конкретных объектов, мыслей или проблем, делало его больше: необъятным, ясным и превосходящим воображение.

Я понял: если я позволю панике остаться и буду пребывать в состоянии осознавания, то увижу, что она – всего лишь игра моего ума. Таким образом, паника освободит саму себя, а это подразумевает, что и она сама, и наши мысли, и эмоции уже свободны в себе и от себя. Именно изменение восприятия, а не какая-то внешняя сила приносит освобождение. Я увидел, что сосредоточение на панике или любой другой проблеме с целью избавиться от нее, неэффективно. Мы позволяем ей быть, а потом появляется следующее облако, потом оно уходит, и накатывают волны спокойствия, и накатывают волны беспокойства. Жизненные проблемы никогда не заканчиваются, те, кого я люблю, не будут жить вечно, и я столкнусь с новыми страхами и тревогами. Но если я буду пребывать в состоянии осознавания, со мной все будет хорошо. Я смогу справиться с любыми волнами и облаками, я смогу оседлать и кататься на них, играть с ними, они будут сбивать меня с ног, но я выплыву. Я не попадусь в ловушку. Наконец я нашел единственный надежный способ освобождения от страдания: не пытаться избавиться от проблемы. Тогда волна не будет пытаться избавиться от меня. Она здесь, но не причинит мне вреда. Важное понимание пришло из размышлений о непостоянстве. Мои мысли не вечны, это тело меняется, дыхание меняется. Моя паника меняется, жизнь, к которой я стремлюсь, изменится. Все наши переживания возникают и растворяются, как волны на поверхности океана. Постепенно я перестал воспринимать панику как непоколебимую железную глыбу и обрел более широкий, безличностный взгляд на вечное движение: облака, растения, самолеты, люди приходят и уходят, возникают и исчезают, живот расширяется, потом сокращается.