Евдоким кивнул – это было хоть как-то похоже на правду. Он переключил «Ромашку» на средний фокус и дал указание искать любые объекты в радиусе миллиона километров от «Капернаума», но прибор ничего не нашел. Евдоким последовательно увеличивал радиус поиска, пока не достиг пяти миллионов километров, но Картохи не было. Картоха пропала. Это было весьма некстати. Комета не могла никуда улететь сама. Перед тем как лечь в лед на месяц, Евдоким с грехом пополам просчитал курс сближения и ввел его в автопилот корабля. Когда он должен был очнуться, Картоха была бы в нескольких километрах по курсу корабля… Но ее нигде не было.
– Что-то потерял? – насмешливо спросила дракон.
– Ты меняла курс корабля? – спросил ее Евдоким.
– Смотри-ка, осмелел. На «ты» обращается. – Дракон угрожающе придвинулась.
– Извините, – потупился мужчина.
– Да ладно, можешь на «ты» со мной говорить. Я не гордая. – Ахава сама приложилась к окуляру «Ромашки» и покрутила ручки настройки. – Нам еще неизвестно, сколько вместе тут полоскаться. Мы одна команда. Так ведь, пилот?
– Я не пилот, – решился на признание Евдоким.
– А кто ты?
– Реакторный техник.
– Чего?
– Я оканчивал реакторное училище. Как и все ледяные, я умею все понемногу. В том числе – пилотировать. Но моя основная профессия – двигатели и реакторы.
– Если ты не пилот, тогда где пилот? – вернулась к старой теме Ахава.
– Снаружи.
– Дай угадаю. Ты убил всех и выкинул в космос?
– Я убил, но не всех. Некоторые убили других, я убил оставшихся. У нас был… острый случай психологической несовместимости.
– Да что ты строишь из себя? – Женщина взяла его за грудки и встряхнула. – Я дракон. Мне наплевать, кого ты там замочил и как. Моральные императивы – это для базовых людей. Что, совесть мучает?
– Нет. Я поступил правильно. Не я это начал.
– А… – с горячим одобрением закивала Ахава. – Ну, так-то да. Если правильно, то можно. Все время забываю, что у людей очень гибкая мораль. Не ты это начал, но ты это закончил… А теперь давай выкладывай! Быстро. Что тут у вас произошло?
И он рассказал. Словно плотину прорвало – слова лились потоком. Он рассказал, как живут его соплеменники из пояса Койпера – внутри ледяных планетоидов, многие из которых всего лишь несколько десятков километров в диаметре. Ядерными взрывами в их толще создают полости и заполняют воздухом. Каждая полость называется «изба». В центре избы ставят термоядерный реактор, называемый «печь». Люди спят, прижавшись к горячей поверхности многометровой биозащиты реактора, чтобы не замерзнуть. Невесомость, радиация, вечные ядовитые испарения ото льда планетоида. Тотальный контроль старейшин. Жениться можно только с их разрешения, причем на ком скажут. На детей тоже надо получать разрешение старейшин. Частной собственности нет. Всем владеет община. Единственное, на что может претендовать человек, – это на процент с прибыли, полученной кораблем. Этот процент передается по наследству, но с учетом того, что многие ледяные во время полета ложатся в криокапсулы на десятилетия, то часто так случается, что отцы переживают сыновей и внуков, поэтому в общинах ледяных очень сложное законодательство в вопросах наследования, и это притом, что практически все ледяные связаны замысловатыми узами родства. Конфликты за наследство случаются, но их разрешает совет старейшин – так, как считает более выгодным для общины.
В процессе рассказа из глаз Евдокима потекли слезы. Ему было почти сорок, но он плакал как ребенок – так сильна была обида.
– Это мой корабль. Мой, – стучал он кулаком в грудь. – Мой отец вложил в него все силы. Все тут построил, но кто же знал, что Топор – свекор шурина золовки – вернется из полета уже после его смерти, а жена Топора – свояченица деверя снохи – подговорит старейшину, который был троюродным братом ее невестки, чтобы мои права на наследство признали ничтожными, потому что я бобыль, а бобыль я потому, что они не разрешили мне жениться ни на ком, кроме полоумной перестарки из дальней избы. Они там все чокнутые – так про них люди говорят, а люди врать не станут. Я же этот корабль как свои пять пальцев знаю – меня отец всему учил. А Топор команду набрал из своих однопечников, а меня взял юнгой – вроде как по доброте, но меня-то не проведешь!
– Я больше не могу, – захрюкала Ахава. – Сжалься, Евдоким Онил. Аааа… Как же это смешно. Свояк деверя снохи, говоришь? У вас там все так запутано. И так запущено… Ты убил весь экипаж, чтобы вернуть себе корабль?
– Да, – кивнул мужчина.
– Все правильно сделал, хвалю. – Дракон хлопнула его по плечу. – С удовольствием бы посмотрела, как вы здесь друг друга месили.
– Ты не думай, я не преступник, – встрепенулся Евдоким.
– Я и не думаю. Ты же не думаешь, как прожила та корова, котлету из которой ты ешь. Так и я не думаю о тебе. Я ценю в тебе только потенциальные вкусовые качества, а они у тебя явно ниже среднего – с учетом двадцати лет в заморозке.
– Ты просто не понимаешь… – начал было Евдоким, но Ахава его перебила: