– Это я-то не понимаю? Я, знаешь ли, биологически бессмертна и за свою долгую жизнь успела повидать столько дерьма, сколько тебе и не снилось. Перенаселенная Земля с умирающей биосферой. Перенаселенный Марс, попавший в ловушку бесконечного терраформирования. Пятьдесят миллиардов разумных живут за чертой бедности и даже не могут себе позволить возрождение во плоти в случае случайной гибели. Концентрационные лагеря для тунеядцев на Плутоне, где ведется добыча метанового льда ручным способом – плазменным кайлом и лазерным заступом. Сталеплавильные комплексы на Меркурии – опасные настолько, что для того, чтобы расплавить сталь, достаточно высунуть ковш с рудой в открытое окошко. Сотни тысяч водорослевых ферм на орбитах вокруг Солнца, где люди поколениями живут в нулевой гравитации, чтобы обеспечить сотни миллионов тонн растительной биомассы ежегодно. Мириады кочующих колоний технобродяг в поясе Оорта, собирающих ценные ископаемые по самым отдаленным и негостеприимным каменюкам нашей Солнечной системы, чтобы продавать на черных рынках развивающихся планет. Я прошвырнулась по самым мрачным закоулкам Системы в компании настоящих постчеловеческих уродов – поэтов, художников, артистов и убийц. Кавалькада разномастных кораблей, растянувшаяся на целую астрономическую единицу. Знаешь, как они себя называли? Блядский цирк. Я не шучу. Я долетела с ними до гелиопаузы – до самой границы великой ударной волны, где кончается солнечный ветер и наступает по-настоящему межзвездная среда. Меня пытались убить бессчетное количество раз – просто из любви к искусству, и я убивала сама. Я возрождалась с помощью горячей репликации из собственных цифровых копий, и все начиналось по-новому, пока, наконец, не осталось ничего – ни собственного корабля, ни тайных убежищ, ни даже чертова скафандра. Но все же я выжила и вернулась назад. И ты говоришь – я не понимаю. Но я понимаю – я была там, в бесконечном мраке и пустоте, среди летающих льдов, я сама спала сном, что крепче смерти, в таком же ледяном гробу, как у тебя… Однако мне глубоко наплевать на эти ваши базовые человеческие дрязги – кто там кому деверь, сноха или золовка. Я сверхчеловек. Первооткрыватель и исследователь, а не вот это вот все. Ты уяснил, какая честь тебе вообще выпала оказаться в моем обществе? Ты хоть понимаешь, какое великое существо тебя в итоге съест?
– Уяснил, – буркнул Евдоким, но он не выглядел особо впечатленным.
– Что вы делали в космосе – до того, как ты всех порешил, мститель? – спросила Ахава.
– Ну, мы должны были подлететь к Картохе, пристыковаться к ней, включить двигатели на несколько дней, чтобы ее затормозить, а потом отстыковаться и улететь восвояси.
– Что такое Картоха? И зачем вам было нужно ее тормозить?
– Ну, это типа кометы, километра полтора длиной. Летает вокруг Солнца по очень вытянутой орбите. Капитан, то есть Топор, знал все детали. Кто-то богатый дал такое задание. Деньги будут переводить на каждом этапе. Следующий транш – в момент пристыковки. Это очень хорошие деньги! – На секунду Евдоким радостно оживился, но тут же его скулы свело досадливой гримасой. – Но двадцать лет прошло. Наверняка задание просрочено.
– Задание не просрочено, – покачала головой дракон. – Если я правильно понимаю, заказчик все еще может быть заинтересован.
– Это ведь дракон? – предположил мужчина. – Драконы бессмертны, и у них полно денег, так что они могут себе позволить разные причуды.
– Это точно не дракон, – покачала головой женщина, – но определенное сходство прослеживается, знаешь ли.
– В смысле?
– К твоему сведению, некоторые драконы уже отправились к Альфе Центавра и звезде Бернара. Они проведут в полете сотни лет, но рано или поздно окажутся там. Когда базовое человечество достигнет звезд – там вас уже будем ждать мы, драконы. И мы будем очень голодными. – Ахава хищно оскалилась. – Правда, если не перебьем друг друга к вашему появлению. Ты знаешь – мы плохо уживаемся друг с другом… Так получилось, что мне тоже нужна Картоха. Именно из-за нее я оказалась на борту «Капернаума». Иди на компаратор и ищи Картоху. Ты спал двадцать лет, но «Ромашка»-то работала. Она запоминает эволюцию орбиты любого небесного тела. Если Топор поставил метку на Картоху, то метка до сих пор отслеживается.
– Я же говорил, что оканчивал реакторное училище…
– Да хоть тракторное! – перебила дракон. – Я повышаю тебя до первого пилота, юнга.
Картоха оказалась в сорока миллионах километров позади «Капернаума».
– Быть того не может. За месяц полета «Капернаум» должен был пристроиться Картохе прямо в хвост, а потом капсула бы меня оживила. Даже если я спал двадцать лет, Картоха не могла сменить траекторию. Мы все еще в поясе Койпера. Здесь нет солнечного ветра, чтобы влиять на орбиту кометы.
– Похоже, у кого-то сдали нервы, – промурлыкала дракон. – Скажи, что ты сделал с убитыми членами экипажа?
– Выкинул за борт. Они летят по старой траектории «Капернаума».