Эти же… у них не было ни следа эмоций. Из их глаз не глядели чудовища. Их не на чем было ловить. Задача явно не по зубам переговорщикам – недоучившимся психо-ремес-ленникам, которые обошлись коротким курсом обучения и урезанным арсеналом приемов. Значит… Я сидел на террасе центрального коума и слушал, как в кустах шебуршат и попискивают существа, вида которых я не мог пока вообразить. Ветер шелестел в верхушках деревьев, из глубины коума слышался смех Киры, и церемонно, через регулярные промежутки времени, звякали друг о друга стаканы из толстого оранжевого стекла в руках местных.
Зонн. Значит, они научились прятать зверей совсем глубоко, намного глубже, чем мы. Зонн. Но если попытаться… Я сжал кулак, потом расслабил пальцы и посмотрел на ладонь. На коже один за другим проступали красные полумесяцы, следы от ногтей. Зонн. Если я расколю хотя бы одного, то смогу занести в каталог не только новое чудовище, но и самую лучшую клетку из всех, что видел до того. Зонн.
Однако спустя три недели я был уже не столь уверен в успехе. Зато стал злее, точнее в формулировках и безжалостнее. Порой мне казалось даже, что я готов перейти грань слов и начать действовать так, будто мы в «горячем» секторе. Силовые методы иногда позволяют достичь большего, чем самые хитрые психотесты, приборы интразрения и эмпатические гаджеты.
Пожалуй, я бы сорвался. Тайком. Без свидетелей. Наши этики потом черта с два раскопали бы что-нибудь. Если бы только моим контактом был мужчина…
Однако ее звали Лиик. Существо с кроткими глазами цвета черного жемчуга, с длинными молочно-белыми пальцами – когда я протягивал руку для приветствия, она мягко касалась ладони, и меня передергивало, как будто внутри Лиик жило не чудовище, а электричество. Она говорила певуче и медленно, то и дело отводя от лица длинную серебристую прядь. Складывала тоненькие лодыжки крест-накрест, послушно кивала, отвечая на все мои вопросы – даже самые неудобные, – и никогда не улыбалась.
Возможно, алирцы не понимали шуток. Или делали вид, что не понимают.
По итогам нашей работы вырисовывалась довольно странная картина. Социум аборигенов представлял собой одновременно жесткую и гибкую схему. Причем вот эту точку гибкости, перехода из одного модуса в другой, мы никак не могли отследить.
Родовые линии прослеживались четко по сходству и вежливым именованиям, однако, едва научившись ходить, алирцы начинали перемещаться между семьями. Или оставались в своем родном доме… На вопрос «почему так происходит? от чего зависит?» Лиик отвечала: «Надо». И ни слова больше.
У них были жесткие функциональные страты: коуминэ – хранители домашнего тепла, ерре – возжигатели пламени в душах, тоффа – хранители богатства и лисс – воины-защитники. Первых никто не видел за пределами родного селения, последние никогда не расставались с оружием. Однако в какой-то момент «никогда» заканчивалось, и бывший воин отправлялся на кухню или в рудники, преумножать богатство своего народа. А говорливый ерре-жрец подхватывал тонкий кинжал из тусклого металла и отправлялся в соседнее селение резать горло бывшим «друзьям». На вопрос «как меняются роли?» Лиик отвечала щелчком пальцев. Громкость щелчка всегда была одной и той же. Тональность «надо» не отличалась от вчерашней и позавчерашней. Казалось, что Лиик действует не по внутреннему побуждению, а по шаблону, и между моим вопросом и ее ответом нет никакой прослойки в духе «сначала мне надо придумать, что сказать».
У меня не было ни единого повода заподозрить ее во вранье. Или она врала настолько виртуозно, что я не мог этого распознать.
По ночам, лежа и глядя в потолок каюты, я размышлял, какой из раскладов лучше. Хотя оба были так себе. Либо мне как профессионалу место на свалке, либо торговая миссия зря тратит деньги и надеется на нашу помощь. И тут нужны не ксено-психологи, а академический филиал для изучения нового типа нервной системы без нервных проявлений. Притом что я стабильно получал записи электрических импульсов при регистрации работы ее мозга.
Знаете, это как анекдот. Видишь мысль? Нет? А она на самом деле есть.
И драгоценное колье на груди издевательски поблескивает.
Торговцы были готовы отдать что угодно за эти камушки. Они меняли цвет в зависимости от времени дня и настроения человека, который подходил поближе. Алирцы позволяли прикасаться к своим драгоценностям, и этого хватало для того, чтобы почувствовать, как подушечки пальцев чуть покалывает, а на душе становится очень спокойно. Как в детстве, когда ты изучил все темные угля под кроватью и точно знаешь, что чудовища там нет.
Однако аборигены отказывались отдать на эксперименты хоть один камень. Отказывались давать их в руки. Боялись, что мы украдем их?.. Возможно, торговцы совершили ошибку в самом начале, попытавшись утащить украшения силой? Глава миссии клялся, что нет. Зная цену его слову, я бы не поставил даже полпальца на то, что тот говорит правду.
А жаль. Возможно, именно в камнях скрывался ключик для разгадки.