Назад в прошлое. Между строк (СИ)

Лизз устало закрыла глаза, словно это помогло бы ей спрятаться. Седрик медленно подошел. Она знала: вытяни она сейчас руку, смогла бы коснуться его… Только зачем?

— Это из-за кого-то еще ты так поступаешь со мной? — сказал он, и Элизабет распахнула глаза. — Из-за Бена Бредли?

Казалось, она не сможет заговорить. Она вздохнула пару раз.

— Нет, — произнесла Элизабет твердо. — Бен здесь совсем не причем. Я просто устала постоянно ссориться и мириться с тобой, Седрик, я… я действительно не знаю, друзья ли мы еще.

— И ты вот так просто можешь все порвать? Так легко все забыть?

— А разве ты сам не хочешь этого сделать?

Седрик устало потер глаза.

— Я не знаю, я не знаю, что я должен еще сделать.

Тихий, родной голос. Не раздраженный, не обвиняющий. Другой.

— Ты все же можешь сделать кое-что, — произнесли ее губы. — Ты можешь просто уйти.

Она повернула голову к заснеженному окну, в нишу которого ветер задувал большие снежинки.

«Verus amicus amici nunquam obliviscitur»* — пришло к ней откуда-то издалека. И Лиззи горько усмехнулась. Мир рушился у нее на глазах, уже во второй раз за эту зиму. И иногда ей казалось, что нынешняя зима никогда не кончится. Каждый день повторялся, как предыдущий, и непонятно было, когда же, наконец, закончится этот один длинный-длинный зимний день.

Она не слышала шагов, не видела выражения его глаз, но знала, что после этих слов он взял сумку со стола и захлопнул за собой тяжелую дверь, эхо от которой разнеслось по пустой библиотеке.

Когда Элизабет, наконец, повернулась, Седрика не было — она стояла одна.

*

Позже, даже уже став взрослой, Элизабет Томпсон не раз возвращалась в памяти к тому разговору с Седриком. Иногда — с улыбкой над тем, какими они все-таки были детьми, иногда — с тоской по школьным временам и по своему лучшему другу. А иной раз — с удивлением от самой себя, что же на нее нашло в тот день.

Но факт в том, что тогда, в юности, сразу после того, как Седрик оставил ее в библиотеке — она не чувствовала ничего.

Уже придя в гостиную Рейвенкло, она сидела в кресле у окна, смотрела на снег и напряженно прислушивалась к себе, даже специально попыталась вызвать в себе хоть какие-то чувства — слезы, гнев, — но внутри было тихо. Это не было спокойствием или умиротворением. Скорее, пустотой. Как будто из самой середины нее вырвали внушительный кусок, тот самый, который раньше грел ее и давал силы жить. И теперь на его месте красовалась огромная дыра, настоящая пропасть, которую заполнить было невозможно.

В гостиной сновали студенты, был разгар дня, она наблюдала за ними сквозь полуопущенные веки. Для размышлений о жизни, конечно, можно было пойти на их с Седриком тайное окно, а не сидеть здесь, но эта мысль ей показалась неуместной. Да и потом, впервые ей нравилось, что вокруг другие люди. Кто-то радостно переговаривался, кто-то сидел в уголке и учил уроки, кто-то опустился на диван, стоящий рядом. Так было легче скрыться от собственного одиночества.

Краем глаза она заметила шевеление в соседнем кресле и нехотя повернулась. Странно, она даже не удивилась, когда увидела его.

Она уже привыкла, что стоило ей повернуть голову, и там оказывался Бен. По иронии он всегда был рядом. Всегда готовый прийти на помощь Бен Бредли. Неплохой парень с красивой улыбкой и ясным взглядом. Он-то точно всегда знал, чего хочет от жизни, и не давал унынию себя захватить.

Интересно, сколько Бен просидел здесь вот так? Он просто смотрел на нее. Словно чувствовал, что сейчас ей необходима его поддержка.

— Привет, — тихо произнесла она.

Их последний разговор был ужасен. И если бы Бен не ответил, она бы даже не удивилась.

— Привет, — улыбка скользнула по его губам. Он поставил локоть на ручку кресла и положил подбородок на руку.

— Что за мрачный вид, Лиззи? Кто умер и оставил тебя вдовой?

Он спросил это так просто и тепло, что она невольно улыбнулась.

— Что бы ты сделал, если бы почувствовал, что запутался, Бен?

— У меня это бывает крайне редко, — ясный взгляд его глаз был невозмутим, словно у него всегда был ответ на самый неожиданный вопрос. — Наверное, хорошенько бы выспался.

Он был прав. Все это напоминало один дурной сон, от которого было невозможно проснуться.

— Мы с Седриком решили не общаться больше, — быстро произнесла она. Сама не зная, зачем.

— О…

Бен выглядел удивленным. Он помолчал. И Элизабет была благодарна за это молчание. За то, что он не стал охать и ахать, или выяснять причины, или лезть с советами. Просто внимательно смотрел на нее, как доктор, который оценивает, насколько болен пациент — смертельно, или его еще можно спасти.

— Все наладится, — вынес свой вердикт Бен.

— Ты ведь понял тогда в Хогсмиде, что я имела ввиду Седрика. Ну, на твой вопрос — в кого я влюблена.

Взгляд Бена едва заметно вспыхнул. Он все так же ее изучал, словно ему приносило удовольствие копаться в ее чувствах.

— Мы так похожи с тобой, Лиззи. Все люди бывают отвергнутыми. Сначала это неприятно, но потом проходит.

— Откуда тебе знать? А вдруг это не пройдет?

— Советчик из меня никакой. Могу дать саркастический комментарий.

Она улыбнулась.