Черт! Черт, черт! Как это все неловко, как не вовремя! Злость на себя и на Бена боролись в ней вместе с раскаянием. Наверное, Бен до сих пор стоит с той стороны. Думает, что она пошутила и сейчас откроет дверь снова. Но открыть ее было бы еще глупее, чем закрыть до этого. Элизабет решительно повернулась к ней спиной.
— Кажется, у меня появился парень, — произнесла она мрачно, глядя на Линн.
Тетя стола в прихожей с кружкой в руке и все это время наблюдала за происходящим. По искрящемуся весельем взгляду, Лизз поняла, что все это ее забавляло. Но Элизабет не дала ей возможности отпустить едкий комментарий и громко затопала в свою комнату мимо — вверх по лестнице. Сейчас она была зла на весь мир.
С кухни веяло чем-то вкусным, и раздавались родительские голоса.
— Я видела этого парня утром, — мамин голос, — Лиззи что, встречается ним? Думаешь, он ей подходит?
— Она уже не ребенок и сама разберется. Мне он показался довольно милым… — ответ папы.
Вся семья сегодня вечером, похоже, будет обсуждать ее личную жизнь. Прекрасно. Пусть. Только без ее участия. Элизабет сердито хлопнула дверью в свою комнату. Хватит с нее на сегодня разговоров.
Скинув пальто и шарф на пол, она упала поперек кровати и лежала пластом в темноте, чувствуя себя выпотрошенной. Не было сил ни обдумывать, ни переживать. И, тем не менее, как по заколдованному кругу мозг ее перебирал снова и снова события сегодняшней поездки.
Собака, медальон, обжигающий кожу, видения прошлого, после которых невозможно понять, кто ты и где ты. Слишком много для одного дня. Много даже для нее, не говоря о Бене… Внутри неприятно заныло. Бен. Он весь день был рядом с ней, он так много делает для нее, принимает ее такой, какая она есть. И она заставляет его беспокоиться снова и снова, потому что не может посвятить в свой секрет.
Сможет ли она рассказать ему однажды? А сможет ли он поверить?
Она могла довериться лишь одному человеку — Седрику. Но когда-то давно. Сейчас… у нее не было никого близкого. Мама никогда ее не понимала, папа был вечно занят, тетя Линн — не в счет, они виделись очень редко. Соседки по комнате в Хогвартсе были только соседками.
Она словно смотрела на свою жизнь со стороны, и ей было невыразимо тоскливо и холодно. Неужели в целом мире не было никого, кто мог бы согреть ее?
Жить жизнью Ровены — это был дар. Но это было и проклятье. Она была всего лишь школьницей, на которую обрушилась чужая жизнь в виде погружений в чужие чувства и мысли, каждое движение души Ровены отзывалось в Элизабет, заставляя ее сердце сжиматься от боли или радости. Проживать две жизни за раз — на это уходило сил в миллионы раз больше.
Иногда она жалела, что нашла медальон. Сейчас, анализируя последние полгода жизни, Элизабет приходила к выводу, что все ее беды происходили из-за него — начиная от болезненного состояния и кончая почти разорванной дружбой с Седриком. Она так устала, так безумно устала бороться с этой неведомой ей силой!
В порыве Элизабет сдернула цепочку с шеи и швырнула медальон в темноту. С тяжелым звуком он приземлился на пол где-то около двери.
Она продолжала лежать без него, слушая собственный пульс. Без медальона ощущалась странная непривычная легкость, но гораздо больше — пугающая пустота. Словно в ее жизни образовалась пропасть, которую она никогда и ничем не сможет наполнить.
В дверь тихо постучали, но Лиззи не шелохнулась. Тогда дверь открылась, впуская полоску света.
— Я принесла тебе поесть.
Тетя Линн стояла на пороге с подносом в руках.
Несколько секунд Лизз боролась с собой. Желудок давно уже ныл от голода, и было бы неплохо пополнить силы, но, во–первых, ей хотелось побыть одной, а во–вторых, совершенно не было желания вставать.
Не дожидаясь ее ответа, Линн прошла и поставила поднос на прикроватную тумбочку рядом с ней. А затем зажгла свет. Элизабет поморщилась — он казался слишком ярким после полумрака.
— Как ты, Лиззи? — тетя присела на край кровати рядом с ней и погладила ее по голове. Так когда–то давно в детстве делала мама, когда они еще были близки.
Этот жест был таким простым и в то же время так много сейчас значил для нее, что Лизз едва не зарыдала в голос. Но лишь подвинулась поближе к тёте и положила голову ей на колени.
— У тебя все хорошо, милая? Что–то случилось?
Элизабет потрясла головой. Помолчала.
— Мне одиноко, — прошептала она в тишине.
Не глядя она почувствовала, как тетя Линн улыбнулась.
— А как же Бен? Вы сегодня весь день были вместе.
— Да, целый день, — повторила Лиззи, думая об их поездке. И снова почувствовала себя виноватой. — Бен очень милый.
–Но… ты не любишь его? — вопрос Линн прозвучал естественно, как будто они каждый день обсуждали мальчиков.
Лиззи задумалась.
Любить кого–то… Она думала, что любит Лазара. Потом поняла, что любит Седрика. А теперь рядом с ней Бен. Ей было с ним… спокойно. Она знала, что он поможет ей, что бы с ней ни случилось, и что примет ее любой. И этого было достаточно. Но для любви в ее понимании нужно было чуточку больше.
— Бен… — Лизз попыталась подобрать слова.
— Не Седрик? — подсказала Линн.