— Конечно не скажу. Я научилась держать язык за зубами. По своему опыту знаю: секрет счастливого брака состоит в том, чтобы никогда никому ничего не рассказывать.
Внезапно вспомнив историю с Джорджем Пейджетом, Селия взглянула на мать:
— Мама, это правда, что…
Леди Бекенхем запрокинула голову и расхохоталась:
— Джордж? О да! Абсолютно. С ним я сохраняла здравый рассудок, проходя через всех горничных супруга. И всех внебрачных Бекенхемов…
Селия никогда прежде не задумывалась об этом.
— Боже! Неужели были и внебрачные дети?
— Конечно. Твой отец никогда толком не предохранялся. Эти девицы помешаны на его графстве. Нам пришлось помогать по меньшей мере трем мелким бастардикам. Ну, сейчас-то они уже не такие мелкие. Одна девица грозила нам большими неприятностями. Пришлось откупаться от нее. Конечно, она не могла в том открыто сознаться. Говорила, что нам просто нравится проявлять заботу о своих работниках или что-то в этом роде.
— Господи, я никогда даже не догадывалась…
— И хорошо. Надеюсь, немногие догадывались. Но Джорджа я очень любила. А он меня. Его жена, конечно, знала обо всем, но она ненавидела секс, так что ее это устраивало. Во всех отношениях хороший расклад.
— Да. Да, понятно. — Селия умолкла.
Прагматический подход к браку людей поколения ее матери всегда приводил Селию в недоумение. Она задавала себе вопрос, как поступила бы сама, если бы встретила кого-то другого, невероятно привлекательного для себя, или же если бы Оливер никогда больше не пожелал ее. Ни то ни другое, конечно, не укладывалось в ее воображении. Совершенно не укладывалось.
— Должно быть, он погиб, — напрямую сказала она ММ на десятый день. — Он уже написал бы сам, дал бы мне как-то знать. Это единственное объяснение.
— Селия, повремени со своими выводами. Представляю, какая там неразбериха, столько боев, столько потерь…
— Да-да, я знаю. Но одна из функций ведомства — писать письма. Это их работа. Поэтому даже если бы он был… очень слаб, — она помедлила, подыскивая слова, — или действительно тяжело ранен, то поручил бы кому-то написать за него. Это точно.
— Но, Селия, может быть, он слишком болен?
— ММ, если бы он был слишком болен, то сегодня его уже не было бы в живых. Условия в госпиталях там ужасные. Ведь они перегружены ранеными и плохо оборудованы.
— Откуда ты знаешь?
— На днях говорила кое с кем из тех, кто там был. Эту женщину отослали в госпиталь, поскольку ее ранило, когда она сидела за рулем «скорой». Она говорит, что там чудовищно. Просто кошмарно. Ей запрещено рассказывать обо всем, что там творится, поскольку это подрывает боевой дух и будоражит общественность. Но она навещала кого-то в Эшингеме и, едва начав рассказывать мне, уже не могла остановиться. Я… я тебе не говорила. Она сказала, что на пункт «скорой помощи» им часто привозили тяжелораненых, которым они могли оказать только первую помощь. Наложить повязку, дать антисептик и глоток воды. И все, до тех пор пока раненые не попадали в настоящий военный госпиталь, а это два с лишним часа быстрой езды оттуда. Еще она говорила, что иногда впадала в панику, хотела сбежать. Даже в госпитале солдатам часто приходилось подолгу ждать, прежде чем ими займутся. Хирурги работают круглосуточно. Иногда буквально валятся от усталости. — И вдруг Селия засмеялась: — Представляешь, она рассказала об одном хирурге, который оперировал с сигаретой во рту. И пепел все время сыпался на пациента, а врач говорил ему: «Не суетитесь, все стерильно». Надо будет использовать этот факт для военных дневников. Как бы там ни было, Оливеру не светит ничего хорошего.
— Господи, ужас какой, — сказала ММ. И подумала о другом солдате в другом полевом госпитале, о котором почти каждый день молилась в надежде, что тот умер мгновенно, не успев ничего понять.
— Да. Поэтому не пытайся внушить мне, что все в порядке, ММ, так не может быть, я знаю. Это невозможно. Я предпочла бы оставить надежды, честно говорю. Для меня лучше не питать их. Оливер погиб. Я знаю. — Наступило молчание. Она посмотрела на обручальное кольцо и покрутила его на пальце. Потом глубоко вздохнула и полными слез глазами взглянула на ММ, силясь улыбнуться. — Как ты смотришь на то, чтобы вечером куда-нибудь сходить?
— Сходить? Ну… что ж, пойдем, может быть, в…
— Давай в Олд-Вик[17]
. Ты же знаешь, его никогда не закрывают. Стоит пойти хотя бы для того, чтобы услышать Лилиан Бейлис, если вдруг случится налет. Она просто не позволяет уйти. Выходит на сцену и говорит: «Те, кто желает покинуть зал, пожалуйста, поспешите. Мы продолжаем». Естественно, никто не уходит. Мы-то уж точно не уйдем, верно? Давай сходим, это подбодрит меня. В «Ричарде Втором» играет Сибил Торндайк, а мне она так нравится. Ну что, идем?ММ ответила, что согласна.
— Хорошо. Во время ланча я постараюсь достать билеты. А теперь нужно кое-чем заняться. В гранках все больше и больше ошибок. Похоже, набор — то дело, в котором мужчины сильнее женщин.