ММ охватило отчаяние, тихое, страшное отчаяние. На смену январю пришел февраль, а письма все не было. Она ходила на работу, возвращалась домой, съедала то, что миссис Билл готовила ей на ужин, шла спать и пыталась заснуть. Ничто не могло поднять ей настроение или отвлечь. Именно в эти недели она постепенно начала терять веру в Бога. Он не приносил ей ни утешения, ни сил. Ее больше не волновало ничто и никто, и она прониклась глубокой ненавистью к ребенку, которого носила в себе. Он уже толкался, настойчиво и беспокойно, а ММ было отвратительно это ощущение, чувство, что собственное тело ей не принадлежит, что в него вторглось чье-то враждебное, нежеланное присутствие, разрушившее любовь Джаго. Она была неприветлива и необщительна с Селией, которую винила в том, что та уговорила ее написать Джаго, срывала свое раздражение на сотрудниках, была резка и холодна с бедной миссис Билл, менее всего заслуживавшей этого и готовой пожертвовать жизнью ради своей хозяйки. ММ с ужасом оглядывалась на то, какой она была всего год назад, — уверенной, владеющей собой женщиной, которая сама распоряжалась своей жизнью и наслаждалась любовью человека, которого тоже любила, — и поражалась, до какой степени все переменилось.
— Отец ушел, — однажды в субботу сказала Сильвия Барти.
— Куда ушел?
— Воевать, конечно. Ушел во вторник. Сказал, что больше так не может, что тоже должен что-то сделать. Он думал, ему откажут: грудь у него слабовата и все такое, но его сразу же взяли. Он был страшно доволен.
— Ой, мам. Мам, как же ты теперь?
— Да, — ответила Сильвия, — ничего хорошего.
Положение действительно было тяжелое. В последние годы жить с Тедом, может, было и трудновато, но все же Сильвия любила его. А после Рождества, когда он ее так сильно ударил, Тед дал зарок больше не брать в рот ни капли, и они снова зажили счастливо, как в прежние времена. Если и случались трудности, то чисто бытовые, а это не столь важно. И вот теперь Тед ушел, как раз тогда, когда все пошло на лад.
— Да плакат увидел! — сказал он Сильвии, когда та спросила, почему он все же решил пойти.
— Это какой, с лордом Китченером?
— Нет, — ответил он бодро, — хуже. Какой-то малый сидит на стуле, на коленях у него — маленькая девочка, и она спрашивает: «Папа, а как ты воевал?» Тут я понял, что дети хотят гордиться отцом, хотят знать, какой вклад он внес в победу.
— Какой же ты славный, Тед Миллер, — с чувством произнесла Сильвия, целуя мужа. — Мне с тобой просто повезло.
— Не говори в прошедшем времени, — улыбнулся Тед. — Все будет в порядке. Я везучий и всегда был таким. Для начала я нашел тебя. Я тебя не достоин, Сильвия, факт. Но когда я вернусь домой, все пойдет лучше — точно знаю. Ну, ты ведь без меня будешь молодцом? Надо идти, в армии будут регулярно платить, правда, только двенадцать шиллингов шесть пенсов, но я все буду присылать тебе.
— Я справлюсь, Тед, не волнуйся. — Сильвия не представляла как, но не могла же она сказать иначе. И она произнесла: — Ты для себя немного оставь, на табак и все такое.
— Да мы это получим, Сил. В пайке.
Теперь Тед был на учениях где-то в Кенте, но через несколько недель его собирались отправить на фронт.
— Вряд ли его отпустят домой попрощаться, — сказала Сильвия дочери.
— А он… а папа говорил что-нибудь обо мне, когда уходил? — робко спросила Барти.
— Конечно говорил, — ответила Сильвия, — но у него ведь было очень мало времени, понимаешь? Он велел поцеловать тебя.
Сильвия надеялась, что Барти поверит ей. На самом деле Тед о ней даже не вспомнил. В последние два года он видел дочку очень редко, исчезая всегда, когда она приезжала. Похоже, думала Сильвия, он стыдится себя, боится, что дочь узнает о его выходках, а то и расскажет леди Селии.
— Чтобы попрощаться, не нужно много времени, сама знаешь, — возразила Барти. — Он мог прийти к тете Селии. Или, в конце концов, написать. — Она глотала слезы. Каждый раз кто-нибудь из семьи демонстрировал свое безразличие к ней, и это ранило ее все больше и больше. — Не понимаю, почему… — добавила Барти и вдруг умолкла. Она сообразила, из-за чего отец не захотел с ней проститься и все они относились к ней как к посторонней. Билли с выпученными глазами рассказал всем им о доме Литтонов, о слугах, о громадной елке, и это сослужило ей дурную службу. — Что ж, тогда я напишу ему, — решила девочка. — Ты дашь мне адрес?
— Передай письмо мне, — сказала Сильвия, — я сама отправлю. Но не жди ответа, — тут же предупредила она, — ты знаешь, что отец пишет не очень-то хорошо.
Она еще мягко выразилась: Тед едва ли вообще умел писать, из них двоих Сильвия была куда более грамотной.
— Хорошо, — согласилась Барти, полагая, что это не единственная причина, по которой отец не станет писать ей, — хорошо, я не буду ждать ответа.
— Я тут размышлял, — задумчиво сказал Лоренс, — чувствуешь ли ты необходимость идти сражаться за свое отечество. Выполнить свой долг.
Роберт взглянул на него: тон мальчика был просто возмутителен, а выражение лица — особенно насмешливо.