Не бойся, мама !

Газ, два! Получай!.." Вот это я понимаю, товарищ лейтенант... А то вернешься домой - о чем расскажешь? О каких таких геройских делах? Только и память о границе - мозоль от бинокля на носу... Вот вы, писатель, возвратитесь в город - о чем писать станете?

- Как это о чем! О том, что служит на границе хороший парень Щербина, сильный, здоровый, честный, засмеется - горы дрожат, скалы крошатся, реки из берегов выходят, разозлится - море отступает, солнце за тучами скрывается, топнет ногой - земля проваливается... Напишу, что ни один враг, глядя на Щербину, не осмелится нарушить границу и потому поймать шпиона стало мечтой Щербины... Что, плохо?

Щербина улыбнулся:

- Ну, это скорее про Пархоменко...

- Напишу и про Пархоменко.

- А может, они действительно его боятся?

- А ты как думал?

Щербина недоверчиво взглянул на меня, потом махнул рукой и продолжал свое дело.

- Джакели, а ты о чем думаешь? - спросил теперь я Джакели, который пристально вглядывался в даль и чтото записывал в журнал дежурства.

- Я думаю, зачем этот болван прячется, ведь знает, что я его вижу?

- Ты про кого?

- Про того глупого аскера. Во-о-он там, видите? - он показал головой и захлопнул журнал.

Пархоменко, как всегда, внизу. О чем думает он? Да и Джакели, разве он сказал правду? А ведь каждый из них думает о чем-то своем, сокровенном. Сидят целыми днями на вышке с биноклем в руках, смотрят, смотрят, смотрят туда, на ту сторону. Каждая собака, каждая курица, каждое дерево им напоминает родной край, родной дом... Потому они и грустят. Я понимаю Щербину. Прошел всего месяц, как я здесь, а тоска однообразной пограничной жизни уже вкрадывается в душу.

Да, трудно писать о границе, потому что легче вырыть десять артезианских колодцев, чем докопаться до души этих молодых, в общем-то милых ребят...

В углу площадки загорелась зеленая лампочка. Джакели снял телефонную трубку.

- Товарищ лейтенант, вас просит майор! - Слушаю, товарищ майор!

- Лейтенант, сюда прибыла на экскурсию делегация какого-то завода, хотят осмотреть границу. Прошу вас, займитесь ими, мне некогда.

- Иду!

- Спасибо! Они здесь, во дворе заставы... - Чхартишвили положил трубку.

- Готовьтесь, ребята, сейчас приведу к вам экскурсантов! - предупредил я Щербину и Джакели.

- Делать им нечего... Надоели! - проворчал Щербина.

Я спустился по лесенке и поспешил на заставу.

Во дворе ждали человек десять экскурсантов. Один из них был, безусловно, директор. Одна из двух женщин - очень полная дама с ребенком стояла рядом с директором, опираясь на его руку, другая, помоложе, с двумя фотоаппаратами на шее и блокнотом в руке, восторженно присматривалась ко всему, перебегая с места на место. Она тут же по очереди сфотографировала меня из обоих аппаратов и что-то записала в свой блокнот. Я поздоровался со всеми за руку, причем каждый назвался по имени, директор - по фамилии.

- Гражданочка, аппараты и блокнот оставьте, пожалуйста, здесь... Что ж, пойдемте, товарищи!

Женщина быстро сложила свое имущество на землю.

Я перехватил ее испуганный взгляд.

- Не волнуйтесь, никто их не тронет!

- Что вы, я не потому... - смутилась женщина. - Просто я подумала... На земле...

- Ничего, не простудятся, - успокоил я ее и, жестом пригласив экскурсантов следовать за мной, направился к границе.

- История нашей заставы, - приступил я к выполнению обязанностей экскурсовода, - начинается... со дня ее основания. Застава является образцовой. Многие наши пограничники отличились при охране государственной границы. Задержано много нарушителей и шпионов, старавшихся тайно проникнуть на нашу территорию. С тысяча девятьсот сорок первого по тысяча девятьсот сорок пятый год здесь обезврежено двести сорок восемь нарушителей, в том числе восемьдесят пять опасных агентов иностранных разведок.

- Что желают эти господа? - спросил директор.

- Смерти желают, чтоб им провалиться! - ответила жена.

- Граница проходит по такой-то параллели, по такому-то меридиану, протяженность ее столько-то километров, и, как видите, один, скажем, брат живет по эту, а второй - по ту сторону.

- И не скучают? - спросил кто-то.

- Очень даже скучают, - ответил я.

- А им не хочется перебраться сюда? - спросил тот же экскурсант.

- Еще как! Просят нас, умоляют, но мы не разрешаем!

- Напрасно! Пусть идут к нам, жалко вам, что ли?

Слава богу, найдется чем их кормить и поить! - произнес наставительно директор.

- Если всех их пустить сюда, куда нам самим деться?

Придется тогда нам идти туда, - объяснил я.

- Ну это вы бросьте! - обиделся один из экскурсантов. - Что значит идти туда?! Да такого подлеца... я бы придушил собственными руками!

- Кстати, - выметалась женщина без аппаратов, - если, скажем, отсюда убежит человек, вы успеете схватить его?

- Конечно!

- А если не успеете?

- Будем стрелять.

- Он же будет на чужой территории?

- Все равно будем стрелять!

- А по морю?

- Что по морю?

- Если, скажем, поплыть отсюда, с нашего пляжа, как скоро доплывет человек до них?

- Это смотря какой он пловец. Пять минут хорошего брасса - и вы в Турции.

- А если заметите?

- Я же сказал - будем стрелять.

- И по морю?

- Обязательно.

- А если ночью?