Не буди девочку! До утра...

Вопреки ожиданиям («Заказчик — состоятельный человек»!) коттедж оказался скромным. Особенно в сравнении с соседскими замками. Даже единственное архитектурное украшение — башенка с правого фланга — выглядела анахронизмом. А вот внутреннее убранство превзошло ожидания: отделка — сплошь натуральные дерево и камень. Но всё это великолепие не подавляло, ибо уравновешивалось множеством ниш и подставок, заполненных милыми безделушками.

Поднимаясь по лестнице следом за провожатой, он обратил внимание, как ладно сидит на ней брючный костюм. И цвет ласкает глаз: топлёное молоко.

…Дверь распахнулась. Как понял гость, рукой самого хозяина.

— Прошу!

Приземистый человечек с черепом, напоминающим бронзовый бюст, опустился позади овальной, обитой коричневой кожей столешницы. На ней притулилась папка, смотревшаяся чрезвычайно скромно. По жесту Эллы посетитель понял: место ему отведено на диванчике. Податливость его кожи стала очередным приятным ощущением того дня. Элла присела поодаль. Брючный костюм продолжал сидеть на ней как влитой, демонстрируя портняжное искусство изготовителя.

«А вот патрон твой, дорогуша, из тех, кто даже в смокинге выглядит пингвином».

— Извините за дотошность, но я хотел бы видеть ваш паспорт, — произносит хозяин, утонувший в кресле с крылышками.

«Вольтеровское» — определяет посетитель, имеющий слабость к оригинальным мебельным конструкциям. — «Эти выступы когда-то служили защитой от сквозняков».

Предупреждённый о бдительности заказчика, он с готовностью открывает барсетку. Широкие, как строительные мастерки, пальцы бронзового бюста перелистывают страницы. Глаза-буравчики упираются в фото, затем устремляются на оригинал.

«Этот человек знает, откуда ветер дует, и с какой стороны намазан хлеб насущный».

— Мне рекомендовали вас, как хорошего аналитика. — Пальцы-мастерки возвращают документ.

Посетителя несколько задело, что хозяин дома не представился. Впрочем, ему и без того известно: Бондалетов Пётр Михайлович чурается подобного рода церемоний. Впридачу, посредник намекнул: заказчик обладает собственными методами выяснения правды: «Из тех, кто может прочесть о намерениях другого, глянув на шнурки его ботинок». Но кем приходится ему прекрасная Элла? На каком основании она не покидает кабинет? От внимания Белозерцева не укрылось: под её расстёгнутым жакетом — бусы из крупных самоцветов. Время от времени дама касается этой своеобразной «кольчуги», словно убеждаясь: она по-прежнему на месте.

— Мне требуется квалифицированная консультация человека со стороны, — продолжил Бондалетов.

— Надеюсь, что вас поставили в известность, что я специализировался в сфере государственно безопасности.

— На этот счёт я предупреждён. Полагаю, и вас ввели в курс дела.

— В общих чертах.

Тяжёлая ладонь ложится на папку:

— Здесь материалы, которые предстоит изучить. Ваша задача — определить целесообразность дальнейшей работы.

— Какова её суть?

Бондалетов метнул взгляд в сторону Эллы. По тому, с какой реакцией женщина перехватила его, Павел Петрович понял: у пары — полная гармония.

— У нас пропала дочь, — сообщила она.

«ОХ, ТЬОХ-ТЬОХ!»

На этом диване могла бы расположиться среднестатическая немецкая семья — мутер, фатер и двое киндеров. Судя по вмятинам и потёртостям Эппельбаумы так и делали. Русский немец Альберт Иогансович, его еврейская жена Блюма Борисовна, русский зять Алексей и внук Эрик.

Альберт Иогансович бросает кубик, а после его приземления подслеповато склоняется над выпавшей гранью.

— Шесть! — подсказывает зять.

Старик потирает руки с желтоватыми загибающимися ногтями:

— Плыву в Америку! Как Христофор Колумб.

Дедушка передвигает фишку на шесть ходов, после чего осведомляется:

— Где ты проведёшь каникулы, Эрик?

— Полагаю, придётся съездить в Россию.

Дедушка подаётся в сторону внука:

— Опять в одиночестве?

Эрик бросает кубик и двигает фишкой в направлении «Russland».

— Надеюсь, с Эльзой.

— Мало того, что твоя мать не вылезает из России…

— Дедушка, мама работает в Украине.

Альберт Иогансович оттопыривает ладонью ушную раковину.

— Как? В Украине? В наше время говорили «на Украине».

Внук разворачивается к дедушкиному «локатору»:

— «В Украине»-политкорректнее.

— А как это согласуется с правилами русского языка? — упорствует Альберт Иогансович.

— Прости, дед, но эти нюансы пусть папа объяснит. Всё-таки литератор.

— Ну положим, уже не литератор, — бормочет Алексей.

Присутствующие помалкивают, опасаясь, что бывший писатель закусит удила: «Д-а-а-а, в СССР я не ел колбасы, не дышал озоном свободы, но имел вдохновение. И печатался в самой „Юности“!»

Алексей бросает кубик — отмеряет выпавшее число ходов и замечает:

— За последний 20 лет я был на исторической родине дважды. И оба раза — на похоронах.

— Мы с твоей бабушкой надеялись, что это лето ты проведёшь в Германии! — Альберт Иогансович не намерен отступать от темы.

— Я тоже так планировал, но отец Авель пишет, что слёг. К тому же юбилей.

— Монахи празднуют дни рождения? — дедушкин локатор вновь разворачивается к внуку.