Не буди девочку! До утра...

После ухода гостей жиличка запирается в своей комнате, а Светлана-Соломия несколько часов кряду яростно драит половицы, выбивает полосатые домотканые половички.

СОБЛАЗНЕНИЕ

— Ну что, Эрик, убедился?

— Я под большим впечатлением, отец Авель.

— Сюда архиографы наведывались давно. Они и раскопали уникальные издания. Некоторые хранились в амбарах с мышами и уцелели чудом.

— И всё же не исключено, что могут встретиться подделки. В начале девятнадцатого века копирующих древность изданий выходило не так уж мало. «Старина» воспроизводилась искусно. Некоторые владельцы до сих пор считают, что хранят подлинные, «дониконовские» книги.

— Сомневаюсь, чтобы старообрядцы занимались имитацией древности.

— Простите, отец Авель, но вы же не специалист.

— А красный мароккен? — глаза иеромонаха лукаво суживаются. — Случаем, не коленкор?

— Натуральная кожа. На протяжении 19 века большинство русских книг выходило из типографий непереплетёнными. Книжную одёжку изготавливали по индивидуальному заказу. Более того первый владелец красного марокена заказал и личное клеймо. Только по какой-то причине оно стёрто.

Показались монастырские ворота. Шаги настоятеля замедлились.

— Эрик, я хотел бы… — столь официальное обращение не сулило ничего хорошего, — нам нужно потолковать. — Не кажется ли тебе, что ты ступаешь на минное поле? — Насмешливая и одновременно предостерегающая улыбка перерезала монашескую бороду.

— Уж не о беспоповских ли прелестницах речь, Олег Яковлевич? О, простите, отец Авель?

— И о девушках тоже.

— А если это любовь? — Эрик принимает делано серьёзный вид.

— Слово «любовь» в этом случае — неуместно. Другое — непечатно. Обойдёмся понятием «блуд». — Рука отца Авеля потянулась к волнистой бороде — точь в точь как у ассирийских царей в школьном учебнике Эрика.

— Простите, отец Авель, мою дерзость, но хотел бы спросить… Зачем вам всё это надо? Я имею в виду, заботу о целомудрии вполне себе половозрелых девиц. Ведь это, как я понимаю, не входит в прямые обязанности монастырского настоятеля.

— Не входит. — Краткость ответа смутила вопрошавшего, и он повернул голову в сторону «ассирийской бороды», в прорези которой проглядывали белые, металлокерамические зубы. — Я и сам задаюсь этим вопросом, — продолжил монах. — Наверное, всё дело в том, что я никогда не был просто… папой. — Он отпустил на волю волнистые ассирийские пряди, которые всё это время удерживал в пригорошни, после чего, не проронив ни слова, прошествовал через новые ворота.

Молодой человек остался стоять на мостках, покачиваясь с пятки на носок.

«Ничего не выйдет. Нужно сваливать».

Из сырого сизого воздуха вынырнул чёрный капюшон:

— Поговорить надо…

Он поплёлся за мешковатой курткой. Они свернули к реке. Как оказалось, целью прогулки была баня Беспоповцевых. Сверху закапало, и это укрытие казалось уютным. Тем не менее мужской голос прозвучал нетерпеливо:

— Что за игру ты затеяла?

— Тебе понравиться! — игриво откинулся чёрный капюшон.

— Не темни!

Заверещала молния куртки — обнажился свёрток.

— И что дальше?

Пальцы принялись освобождать ношу от тряпки. Показался марокен.

— Жанна! Откуда?

— От верблюда!

Мужчина резко опустился на скамью:

— Аж голова — кругом.

— «Когда кружится голова — позови знакомое дерево!»

— Что ты там бормочешь?

— Стихи.

— У тебя сигарета есть? — спрашивает он обречённо.

— Нету!

— Сколько ты хочешь за Жанну?

— Нисколько.

— Я серьёзно, Аленький цветочек!

— Я тоже.

— Чего ты задумала?

— Бартерную сделку.

— Давай пошагово.

— Я хочу, чтобы ты провёл со мной ночь…

Улыбка Чеширского кота раздвинула его губы:

— Где?

— Здесь.

— Как тебе удалось? — он поводит подбородком в сторону книги.

— Когда посуду относила. Библиотека была не заперта. Замок от сундука лежал на крышке. Светка лоханулась.

— Зачем тебе?

— Это всё для тебя, Эрик. Я люблю тебя!

Слова, произведя заданную звуковую вибрацию, поглотились тишиной. От того, что реакции не последовало, возникло ощущение холодного звуконепроницаемого стекла.

Мужчина начал что-то методично проделывать с суставами пальцев, отчего они защёлкали.

— Прекрати! На нервы капает.

Эрик просьбе внял. Поразмыслив, вытянул руки. Девушка вложила в них книгу. Он принял её со всевозможной осторожностью. Как бомбу для разминирования. Оба не произнесли ни слова, но и так было ясно: сделка состоялась.

Мужчина оглядел предбанник. Не найдя ничего подходящего, снял куртку и бережно завернул в неё артефакт.

Хотя печь-каменка ещё выдыхала тепло, девушку сотрясала мелкая дрожь.

— Озябла? Иди сюда — согрею. — Он протянул ладонь.

Алина ладошка потянулась навстречу. Наткнувшись на сухие затвердевшие бугры у основания пальцев, обмякла. А потом начала падать в сумеречное пространство…

Захватывающий дух полёт ледяной кисти и её приземление в горячей пещере мужской ладони. Это последнее, что зафиксировали её органы чувств.

…Из окошка струится неживой свет ночи. Девичья голова покоится на свитере Эрика. Плечи прикрыты его курткой. Рядом сидя задремал он сам. Кисти, всё ещё перечёркнутые пластырем, засунуты под мышки.