Не было бы счастья

А еще он смотрел на меня. Ровно тогда, когда я отворачивалась и поймать его взгляд никак не выходило, но все равно я каждый раз чувствовала, что меня разглядывают. Неловко, смущающе и чуточку жутко. Раньше вроде бы такого пристального внимания моя скромная персона со стороны графа не удостаивалась.

На посиделки в гостиной я согласилась скрепя сердце, после случившегося в спальне Грейсток любой бы начал волноваться за свою жизнь и здоровье. Но сейчас-то вечный больной выглядел куда бодрее, даже улыбался не вымученно, словно не по обязанности, а от всей души, да к тому же принялся задавать вопросы о внешнем мире, том, что находится далеко от Корбина.

В итоге разговор опять сполз на погоду, это была не светская условность — просто метель опять усилилась, и не нужно было обладать пророческим даром, чтобы понять очевидную вещь: дороги с каждой минутой становятся все более и более непроходимыми для транспорта.

— И вот так каждую зиму? — поинтересовалась я у графа.

Тот пожал плечами и кивнул.

— Да, сколько себя помню, со снегом здешняя погода никогда не жадничала.

В очередной раз подумала, насколько непросто тяжело больному человеку провести большую часть жизни в месте с настолько суровым климатом. При этом ни экзальтированным поклонником здешних мест, ни человеком без здравомыслия Грейсток не выглядел… Его должны держать в добровольном заточении в Корбине, среди пустошей причины сугубо рационального характера. Да, возможно, после то ли убийства, то ли несчастного случая, повлекшего несколько смертей, Джаред Лоуэлл предпочел укрыться от посторонних в относительной безопасности фамильного гнезда… Вот только почему-то мне казалось, что последним графом Грейстоком двигали иные мотивы.

Весь вечер мы с хозяином замка занимались тем, что старательно разглядывали друг друга, при этом настолько же старательно пытаясь скрыть это от объекта интересов. В итоге, разумеется, осуществить задуманное не удалось ни мне, ни, собственно говоря, Грейстоку, а Ланс, кажется, мог в любой момент взорваться от с огромным трудом сдерживаемого смеха. Ситуация действительно совершенно дурацкая и при том еще и безвыходная ко всему прочему. Я, конечно, не испытывала какого-то особенного благоговения перед графом, но однако для того, чтобы подойти и спросить «А чего это вы меня разглядывает?» наглости все-таки не хватало. А Грейсток и вовсе был слишком хорошо воспитан, чтобы так выйти из откровенно нелепой ситуации.

— Мялись и жались как подростки на школьной дискотеке. Причем явно не старшеклассники, — с готовностью припечатал нас с Лоуэллом Уолш, когда граф уже нас покинул, да и мы сами планировали разойтись по спальням.

Прозвучало… так себе, но оспаривать такое сравнение у меня просто не повернулся язык.

— Честное слово, поцелуй ты его в следующий раз, что ли, — провокационно ухмыльнулся коллега. Видимо, уровень способности издеваться над окружающими получил за вечер какой-то специальный апгрейд и существенно улучшился.

— Ты кого настолько сильно не любишь? Меня или Грейстока? — уточнила я с закономерным подозрением. У Уолша чувство юмора имелось неплохое, вот только одна беда — сложно было понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Говорил он постоянно одним и тем же саркастичным тоном, всегда радостно скалился, так что ориентироваться приходилось на контекст, и удавалось далеко не всегда.

— Ну, подозреваю, что Грейсток после долгого отсутствия женского общества… Словом, он не расстроится, Вив. Значит, не люблю я тебя.

Логично. И вот она, победа мужской солидарности над профессиональной.

Вот только по каким таким признакам Ланс сделал свой вывод… Кто ее разберет, эту мужскую логику, странная она.

— Ты имей в виду, Уолш, придет время — и я тебе эти рассуждения на тему «люблю-не люблю» припомню. И вот тогда уже они тебе аукнутся.

Не сказать, чтобы куратора хоть сколько-то впечатлили мои совершенно голословные угрозы.

— Ну и припомни. Чего мне бояться — меня судьба любит, — легкомысленно ухмыльнулся коллега. И вот с этим утверждением спорить было попросту глупо.

А посреди ночи замок снова начал гудеть, и на этот раз мне почудилось в этом звуке что-то действительно пугающее, зловещее. Я села на постели, судорожно вцепившись в одеяло. Как быть — я даже не представляла, как и понятия не имела, бежать ли мне прочь из замка или затаиться здесь как тихая мышь под очень большим веником.

Так страшно мне не было никогда прежде. Этот страх был совершенно неосознанный, практически животный, он не оставлял места для логических рассуждений.

Когда в дверь тихо постучали, я готова был вознести благодарственную молитву, даже если за дверью стояло фамильное привидение графа Грейстока, игриво позвякивающее цепями. Даже такая встреча казалась предпочтительней одиночества, когда замок словно дрожал в лихорадке вокруг меня, крохотной, как букашка, которую заглотил монстр.

Распахнув дверь, за ней я обнаружила Грейсток в казавшемся слишком для него тяжелом бархатном халате, который он накинул поверх пижамы.

У меня в правом глазу начался тик, причем сильный.