Не-доросли. Книга 4. Бубновые тузы

Венедикт, застигнутый врасплох, торопливо захлопнул крышку рундука, попытался толчком ноги загнать его под кровать, но у Власа за время учёбы в корпусе накопилось достаточно вещей, и рундук не сдвинулся с места, Иевлев только пальцы об рундук ушиб.

– Ч-чёрт! – Веничка распрямился и отскочил в сторону, глянул на кузена одновременно со страхом и с вызовом, словно чувствовал за спиной кого-то сильного, словно ощущал за собой какую-то правду.

Может быть, так оно и было.

Влас мягко, почти бесшумно обошёл кровать, сел на неё, закинув ногу на ногу, опёрся о покрывало кулаками. Глянул на кузена. Венедикт замялся, словно не знал с чего начать, снова выпрямился и глянул на помора всё с той же смесью вызова и вины во взгляде, но тут же, впрочем, отвёл глаза.

– Венедикт, ты чего? – спросил Влас тихо и отчаянно.

Кузен молчал, прикусив губу, глядел куда-то в сторону.

– Ты… – помор сглотнул. Слов не хватало, в горле стоял комок, щипало в глазах. – Ты чего у меня в рундуке искал-то?

Вопрос прозвучал глупо и беспомощно, Венедикт часто задышал, словно собираясь с силами.

– Веничка, ты… ты скажи уж что-нибудь, – всё так же беспомощно попросил Влас. – Мне ведь… не хочется нисколько думать, что ты фискал какой-нибудь…

Иевлев вскинул голову, глянул возмущённо.

– Вот-вот, – проговорил помор.

– Мне… – начал потомок шаутбенахта, сбился. Сглотнул, облизнул губы и продолжил. – Я… я всё объясню. Но только… только не здесь. Давай пойдём куда-нибудь, где никто нас не услышит и не увидит.

Влас несколько мгновений разглядывал кузена, потом понял – Венедикт вовсе не боится. Он просто не хочет, чтобы кто-то их слышал. И видел.

Почему – разберёмся.

– Ладно, – помор встал, тычком ноги всё-таки загнал под кровать рундук, сдержанно зашипел от боли в отбитой пятке. – Пошли в лодочный сарай.

В лодочном сарае было пустынно и тихо, в лучиках вечернего солнечного света, падающих сквозь щелястые стены и дырявую кровлю, невесомо плясали пылинки.

Влас постоял мгновений, прикидывая, где бы примоститься, потом уцепился за планшир баркаса, того самого, на котором днём ходили по Неве и в залив, рывком вскинул своё тело вверх, забрался в баркас и уселся на транец.

– Лезь сюда, – велел он сумрачно.

Душа выла и скулила, но выслушать Веничку стоило – в конце концов, он всё ж родственник, и как бы ещё обернулось дело с Аникеем и отцовой болезнью, кабы не помощь Иевлевых. Да и не верил Влас в то, что кузен взялся фискалить.

Венедикт торопливо и суетливо взобрался в баркас, едва не сорвавшись обратно, сел напротив помора – теперь их разделяла, словно стол, отполированная за годы и десятилетия мальчишескими задами, банка.

– Ну? – угрюмо спросил Влас. – Что искал-то?

– Я… – Веничка опять замолчал, словно подбирая слова и постепенно бледнея, потом решительно и быстро заговорил. – Я бы всё равно завтра к тебе с этим подошёл, мне только проверить нужно было…

– Много слов говоришь, – процедил помор, и кузен осёкся. – Лишних. Дело говори.

– Дело, – вздохнул Иевлев, на глазах сникая. – Ладно. Дело так дело.

Он сунул руку в карман, вытащил оттуда что-то и решительно положил перед Власом на банку. Хлобыстнул даже, словно в дурака играл, как азартные картёжники делают.

– Вот! – сказал он, почти выкрикнул. – Это сегодня у Грегори из кармана выпало, на баркасе. Я подобрал, пока Шарло не увидел… а то…

Он не договорил.

На банке лежала визитка.

– А вот это, – Венедикт сунул руку в другой карман и выложил рядом вторую визитку, точную копию первой, – я нашёл сегодня в книге у Глеба. Как закладка лежала. Ты скажи литвину… меня-то он не послушает, да вы и вовсе теперь со мной говорить побрезгуете… скажи, чтоб осторожнее был.

– У меня ты искал третью? – понял Влас.

– Да, – Венедикт опустил голову. – Я догадался и хотел убедиться. Проверить. Прости… я… я не собирался никому говорить. Правда. Я не фискал.

– Дурашка, – ласково выговорил Влас. Сунул руку в карман и выложил рядом с двумя визитками третью.

Прямоугольник два дюйма на четыре, плотный картон цвета слоновой кости, с благородным белым отливом, тонкое и прямое обрамление червонного золота, простая виньетка по углам, напоминающая чем-то домовую резьбу на наличниках и коньках русских изб. И надпись славянской вязью, как в церковных книгах: «Иван Осипов (Каин)».

[1] Le Balafre – рубцованный, шрамированный (франц.).

Глава 10. Время расходящихся дорог

1

В барабаны ударили через полчаса после подъёма – кадеты только-только успели привести себя в порядок и гуськом вытягивались из туалетных комнат. Кто-то ещё утирался суровым льняным полотенцем, выжимая последние капельки воды с раскрасневшегося лица, а кто-то уже, поправив перед зеркалом пряжку пояса и фуражку, слушал барабаны, словно боевой конь – звук трубы.

На чисто выметенном плацу – ни пылинки, а те, которые и есть – тоже построились в каре и замерли – руки по швам. Если у них есть руки.

– Похоже, сегодня без завтрака обойдёмся, – сумрачно бросил Влас на бегу – кадеты толпой неслись по коридору, топотали ногами по выщербленным каменным ступеням.