В следующий миг сквозь приближающийся топот (бежали разбуженные взрывом соседи) Овсов услышал чей-то тоскливый вой, и только потом понял, что воет он сам. Стало ясно – поставить перед директором ультиматум Ванька Каин ему может быть и даст, а вот до прошения к государю капитан-лейтенанту просто не дожить.
Отставку Овсова и кадеты и гардемарины восприняли молча и угрюмо, чувствуя, что заигрались. Выяснять, кто именно был Ванькой Каиным ни у кого желания не было, и только Лёве, как всегда, непонятно сказал: «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда божия не ми́нути».
[1] И.П. Котляревский «Энеида».
Глава 6. Весенние тревоги
1. 28 февраля 1826 г.
Барабан ударил после полудня, едва только начались первые послеобеденные классы[1]. Мальчишки все разом повернули головы, вслушиваясь в сигнал – посреди классного времени барабан был в диковинку.
Звали на плац.
Выскочили в коридоры, в густую мешанину мальчишеских тел, в фуражки, мундиры и шинели. офицеры и преподаватели высились над мальчишками, словно скалы над скопищем лодок, весело поглядывали по сторонам, хотя и в их глазах можно было, приглядевшись, увидеть тревогу и непонимание – видно было, что они тоже не знают, в чём причина срочного сбора.
Высыпали на плац.
Утренний морозец щипал за уши, с Невы тянуло сыростью и затхлостью, илом и рыбой, как всегда пахнет из прорубей, ветер с залива сметал с крыш снег, а барабанщики, раскрасневшись от холода и от усердия, всё выбивали на барабанах дробь.
Р-рах!
Р-рах!
Р-рах!
Грегори обернулся – мальчишки выбегали из широких дверей и растекались двумя ручейками в стороны, быстро выравниваясь по привычной уже линии. Шепелёву вдруг показалось, что он уже видел что-то подобное.
Видел, разумеется.
В прошлом году, когда один директор передавал полномочия другому.
Выстроились. Стихло шевеление. Смолкли барабаны, только едва слышно позванивала их кожа на морозе.
На плац упала тишина, и в ней послышался скрип шагов по снегу.
Шли офицеры.
Посреди плаца прямо напротив Грегори (казалось, вот он, рукой досягнуть, и можно различить крупные поры на адмиральском носу) – директор. На обрюзглых щеках адмирала неровными пятнами горел кирпичный румянец – то ли от мороза, то ли от волнения.
Хотя чего бы волноваться-то?
С декабрьского мятежа миновало уже два с половиной месяца, с черниговского – два, с дуэли между Глебом, Власом и Грегори – не меньше. Старые грехи вспомнить воспитанникам вроде бы не должны, разве что кто-то успел наделать новых. Но и тоже – вряд ли эти грехи были бы настолько тяжёлыми, чтобы собирать ради них весь корпус поголовно.
Офицеры, наконец, тоже заняли своё место, хруст снега стих, только из задних рядов слышалось лёгкое похрустывание – кому-то не стоялось спокойно на месте.
– Смиииии-рно! – пропел Деливрон, приподымаясь на носки – начищенные сапоги, припорошённые лёгким снежком бросались всем в глаза.
Притихли.
– Господа воспитанники! – голос директора раскатился по плацу, метнулся из угла в угол, охватил весь строй, проникая в уши, и Грегори удивился – говорил Пётр Михайлович вроде бы негромко, а слышно было повсюду. Наверное, какая-то хитрость зодчих, – решил про себя кадет и вслушался, косясь то в одну сторону, то в другую, на стоящих рядом друзей. Глеб слушал адмирала с замкнутым лицом, так, словно заранее знал, что ничего хорошего он для себя тут не услышит, а Влас даже чуть приоткрыл рот от усердия – казалось, зейман слушает не только ушами, но и ртом. На миг Грегори стало смешно, но он себя тут же одёрнул. – Господа воспитанники, имею честь сообщить вам, что завтра в столицу прибывает поезд с телом покойного государя! Все воинские части Санкт-Петербурга и все военные учебные заведения обязаны направить на церемониал похорон сводные отряды для отдачи последней чести государю!
О как!
Трое друзей быстро переглянулись, и Грегори разочарованно вздохнул – в глазах у Глеба и Власа он не увидел ожидаемого восхищения, хотя вот именно Власу и светило в первую очередь попасть в этот сводный отряд – туда наверняка будут набирать сплошь одних зейманов. Хотя если кто-нибудь среди офицерства и учителей вспомнит об их декабрьских приключениях…
Сам же Грегори очень хотел оказаться в этом отряде. Но только не в одиночку. Да только кто же тебя туда возьмёт, кадет Шепелёв, романтика и разгильдяя… к тому же, там, скорее всего, будут только гардемарины.
– Списки сводного отряда нашего корпуса будут вывешены сегодня к вечеру около кабинета директора. Всем, кто найдёт свою фамилию в списке, полагается завтра к шести часам утра в парадной форме быть здесь, на плацу.
Тишина стала такой, что слышно было как хрустит снег под копытами ломового извозчика на улице.
Влас в списки сводного отряда попал, Грегори и Глеб – нет.
Помор несколько мгновений изучал список, потом повернулся к друзьям и расстроенно сказал:
– Не очень-то мне и хочется, по правде-то сказать… – негромко сказал, так, чтоб слышали только они одни.