– Повезло, что вернулся. Живой! А то ведь знаете, как бывает, что и хоронят прямо там же без почестей, втихаря, и родственников обманывают, где погиб и за что. – Здесь прапорщику захотелось выложить все свое, привезенное из Африки, обожженное войной: гибель жены, юаровский плен, осуждение на сто с лишним лет тюрьмы, молчание Родины, которая молчит о нем и еще тысячах таких же, как он, не признает факт плена и участия в боевых действиях. Ему жутко захотелось поведать эту хрупкому мирному созданию про «два мира, два кефира», как все от него отреклись, а он выжил и вернулся на Родину только благодаря Красному Кресту.
Он снова посмотрел на оловянного офицера, тот дал команду «Отставить!», прапорщик согласился и промолчал.
– Иногда он кричит по ночам, то идет в атаку, то пытается выбраться из окружения. Потом вскакивает, бежит на кухню и бесконечно пьет воду.
– Тушит.
– Что тушит?
– Войну. Война же внутри. Она как пожар. Там внутри все выжжено, – ощутил жажду прапорщик.
– Точно, так и есть. Чувствуется острый переизбыток войны в крови. Что бы он ни делал, что бы ни говорил – все война. Он пытается приспособиться к мирной жизни, но не может.
– Приспособиться, – с укоризной произнес прапорщик. – Те, кто прошел через войну, разучились приспосабливаться. Мы пытаемся погрузиться в эту жизнь, а нас выбрасывает на поверхность, нас видно за 100 км, мы разучились заплывать, даже нырнуть в эту жизнь толком не получается. Слишком остро ощущаем фальшь. Она же кругом, просто вы ее не видите или не хотите видеть.
– Просто привыкли. От правды ведь тоже устаешь. Из фальши соткан мир, а где рвется – там сразу война. Когда брат вернулся к себе на стройку, где работал до Афгана, в первый же день поругался с прорабом. Неделю помучился, не смог работать – уволился. «Кругом одно жулье, как я могу там работать?», – вот такой был ответ. Я ему: «А как же ты раньше работал?». – «Раньше я не замечал». Потом на комбинат пошел, и там не сложилось. «Кому мы нужны, контуженные войной?». Так он шутит.
– Вот и у меня то же самое, будто Родина послала не на войну, а на три буквы.
– Вы как будто обижены?
Прапорщик молча крутил в руках оловянного солдатика. Суровый оловянный взгляд выражал несокрушимость и стойкость. «Мужчины не должны обижаться, обиды – это женские безделушки». Николай согласился и поставил солдатика на скамейку.
– Пусть охраняет.
– Образ войны против безобразия мира, – улыбнулась девушка. – Давайте уже выпьем кофе, а то остынет.
– Что? – снова отвлекся Николай.
– Чувство, – улыбнулась солдату девушка.
– Я согласна любить тебя по четвергам, только с одним условием.
– С каким?
– Быть любимой в пятницу, субботу, воскресенье, понедельник, ну и, пожалуй, во вторник.
– А в среду?
– По средам у нас будет санитарный день. Будем отдыхать друг от друга. Ты в своей среде, я – в своей.
На том мы и порешили один прекрасным вечером, но как бы мы не держались за свои слова, свидание все равно выпало на среду.
Мы договорились встретиться на набережной. Алина пришла раньше, села на теплый мрамор и любовалась панорамой. В кармане Алины завибрировал телефон:
– Ты где? – опустил я приветствие.
– Я уже близко. А ты чем занимаешься?
– Люблю.
– И все?
– Разве этого мало?
– Конечно.
– Ну, я еще зашел в магазин, взял сыр, пармскую ветчину и бутылочку вина.
– Уже лучше.
– Надеюсь, тебя не накрыло ливнем?
– Нет, я спряталась под зонтом одного господина.
– Очень интимно.
– Я ему так и сказала, когда он мне предложил крышу над головой.
– Может, еще руку и сердце?
– Нет, только зонт. Он сказал, что всегда ходит с зонтом.
– Странно. Судя по поступкам, сердце у него большое тоже, мог бы поделиться.
– Если у человека большое сердце, это же не значит, что надо его предлагать первой встречной.
– Думаешь, ты была бы первой?
– Думаю, последней. Кстати, я уже почти на месте. Ты через сколько будешь?
– Через час.
– Ты с ума сошел? Зачем я так торопилась?
– Ты про господина с зонтом?
– Я вообще, – скисло настроение у Алины, словно в парное молоко неба над головой добавили кислоты.
– Извини, засиделись с Крисом за чашкой кофе. А ты уже совсем рядом?
– Уже пришла, – услышал он голос над головой.
– Посмотри пока на воду.
– Сам смотри.
– Что видишь?
– Как в воду глядела, что ты опоздаешь.
– Смотри внимательнее.
– Ты меня так целый час будешь развлекать?
– Гондолу видишь?
– Ну и…
– А меня? – встал я со скамейки гондолы и протянул руки навстречу девушке на набережной.
– Когда я уже привыкну к твоим сюрпризам?
– Эта будет самая вредная из привычек.